Мой друг Трумпельдор - [38]

Жаль, Иосиф только студент. Как было бы неплохо представляться: «Трумпельдор, юрист»! Впрочем, если сказать просто «Трумпельдор», то это тоже немало.

Еще один кружок

Как уже говорилось, Иосиф учился неважно. Так что самое время вспомнить о его почерке. Тут все обстояло ни шатко ни валко. Вроде вот она, прямая линия, но буквы с ней не считаются.

Не только я чувствовал себя буквой, упавшей с линейки. Иосиф тоже не совпадал.

Не то чтобы нам это сложно. Просто у нас за плечами война. Вы сами вообразите: недавно удачи измерялись орденами, а теперь отметками. А еще представьте, что мы учим! Нужна ли история тем, кто в ней участвовал? А география — разве предмет, а не дороги и испытания? Что ж говорить о юриспруденции! У солдат свои законы. Тот же, кто совершает подвиги, прав всегда и во всем.

В университете иерархия почище, чем в армии. А то бы Иосиф много чего рассказал преподавателям! Например, о том, как вести себя во время атаки. Или тогда, когда наступает противник. Тут есть много тонкостей, которые из аудитории не разглядишь.

Я, как вы знаете, не из борцов. Немного попереживаю, а потом соглашусь. Ну, а мой друг упертый. Чем невозможней, тем он настойчивей. Вижу: хочется ему чего-то большего. Такого, как победа. Или в крайнем случае достойная смерть.

Конечно, университет тут ни при чем. Получишь «отлично», но какое это свершение? Да и «неуд» — это не смерть. Как сказано, он стал искать в других местах. Сперва это был литературный кружок, а потом кружок любителей Палестины.

Да, скромность — не про нас. Втайне мы вдохновляемся сходством Иосифа с творцом Петербурга. Если Петр на болоте создал город, то, может, и у нас получится? По крайней мере, рука моего друга на этом настаивает. Она говорит: прямо, все время прямо. Главное, не разочароваться и идти вперед.

Учебники нас интересовали лишь во время экзаменов, но сейчас мы припали к книгам. Находим в них не только разные сведения. Если долго читаешь, то можно увидеть Палестину. Чуть ли не москиты начинают кружить по комнате на Петербургской стороне.

Заседают палестинофилы по четвергам. В углу сидит стенографистка, а мы стараемся — фантазируем. Делаем это друг для друга, а еще для будущего. Как, думаю, удивятся потомки! В кармане ни рубля, а видений на миллион! Впрочем, кому в юности интересен результат? Хватает удовольствия от идеи и самих себя.

В этой истории важна ниточка. Ее прочные стежки. Если следовать этим путем, то увидишь, что Иосиф всегда создавал сообщества. Сперва нас объединяла литература, а потом он предпочел Палестину.

Жизнь коммуной

Когда мы поняли, что пора объединиться, мы сняли квартиру. С этих пор дело пошло веселей. Ведь это была не столько квартира, сколько коммуна. Здесь все делалось сообща: подметали, готовили, накрывали на стол. Во всем прочем держались независимо. Представьте, в трех комнатах расположилось примерно четыре партии.

Скучно летом в Петербурге. Иосиф предложил не разбивать лбы в спорах на кухне, а перенести обсуждение на природу. В городе Ромны (это недалеко от Полтавы) есть все, что требуется. Главное, лес и река. Что касается стульев в зале и стола на сцене, то за этим дело не станет.

Все так и сделали. Помнится, Иосиф сидел на председательском месте, а депутатов еще нет. Они решили искупаться, а уже потом витать в облаках. Вскоре приходят довольные. Извини, дорогой учитель. Хоть ты и показывал прямо, но мы свернули в сторону.

Странная была поездка. Во-первых, участников — кот наплакал. Да и все лица знакомые. Уж не говоря о разговорах. Когда? Сейчас или позже? Пора действовать — или еще не все прочитано? Как вы понимаете, вопросы — не ответы. Для того чтобы сказать последнее слово, следует перестать спорить.

Так мы купались и загорали с перерывами на выяснение позиций. Даже мысли не возникало, что эти легкие дни могут аукнуться. Что у нас станут допытываться: говорите, это был не съезд, а выезд на природу? Почему же тогда вы приняли резолюцию и разослали наказы на места?

Как объяснить этим серьезным людям, что одно не противоречит другому? В восемьдесят мы бы сидели в президиуме и там же отсыпались. А если тебе нет тридцати? Наши заседания продолжались после купания. Сидим на берегу — и бурно жестикулируем. Причем делаем это не по очереди, а одновременно.

Охолонись, Давид! — вновь обращаюсь я к себе. — Вечно ты перепрыгиваешь с пятого на десятое! Сперва расскажи, как Иосиф влюбился. Причем если бы в барышню! В писателя. Впрочем, в это время Толстой был на языке у всех. Бывало, назовешь имя — и глаза загораются. Мол, любим, перечитываем, считаем первым автором.

ГЛАВА ПЯТАЯ. ТОЛСТОЙ И МЫ Уход, смерть, прощание

Толстой больше чем автор. Ведь сочинители только пишут, а он еще наставлял на истинный путь. Объяснял нам, несмышленым, как отличить правильное от неправильного. Кажется, водил перед носом пальцем. Мол, если вы не послушаете, то будете об этом жалеть.

Догадывался ли писатель о нас, своих сторонниках? Если только в общем. Зачем королю знать подданных в лицо? Хватит того, что мы не забывали о нем. Когда возникали вопросы, ответы находили в его книгах.