Мой друг Трумпельдор - [24]
Среди энтузиастов не только двоечники. Кто-то учился неплохо, но уважал принципы. У других руки чешутся. С японцами уже не повоюешь, так хотя бы с евреями. Кое-кто оказался здесь за компанию. Если всем это надо, то он будет как все.
Потом эти последние стали размышлять. Оглянулись, сопоставили и видят: это же о нашем учителе! О том, кто нам столько объяснил! Если бы не он, то как бы мы называли буквы и звезды?
Ученики Иосифа рассказали о погроме. Так что подготовиться хватило времени. Дальнейшее нетрудно вообразить. Когда соседи подошли близко, мы посыпались на них как из мешка.
Обидно? До слез. В страшном сне не представить битву у четвертого барака. Помнится, тогда я подумал: неужели это и есть настоящий конец войны? Мы опять не вместе, а врозь.
Наутро иду взглянуть: как там наши противники? Что ж, зрелище впечатляющее. Синяков и шишек в избытке. На лицах читается что-то вроде: да как же так — хотели показать силу, а едва спаслись!
Один синяк был моей работы. Я не художник, а так бы расписался в углу картины. Еще бы что-то добавил от себя. Например: «С глубоким почтением.», «Тут был я» или «Всегда к вашим услугам».
Я не отказал себе в праве спросить: где это вас угораздило? Перелезали через забор — и накостыляла охрана? Или не поделили обед? Они помалкивали и косили в сторону. Так же растерянно мы глядели, когда нас вели в плен.
А ведь как хорошо складывалось! Стриглись у нас. Ходили на спектакли. Иногда мы садились вместе повспоминать войну. Теперь стало ясно, что ничего этого не будет.
Иосиф сказал: старайся не сосредотачиваться. Хочешь — на спор? Ляг на кровать, повернись к стенке, два дня не вставай. Когда поднимешься, ситуация изменится. То, что казалось непреодолимым, останется позади.
«Да, мы создали что-то вроде государства, — продолжал он. — Пусть не сеем рожь, а только учим, стрижем, фотографируем. Не даем в обиду своих. Разве удивительно, что они хотят нас проучить?
Говоришь, сегодня ходят как в воду опущенные? Поделом. Кого-то из них я вызову к доске. Поинтересуюсь: как вам эта задачка? Посложнее той, о которую на днях вы сломали зубы?»
Как видите, Иосиф бодрился, но ситуация оставалась сложной. Сложней некуда. Встретишь соседа с повязкой на голове и понимаешь, что мы знакомы. Не он ли недавно размахивал палкой и выкрикивал что-то нечленораздельное?
Долго с обеих сторон наблюдалось бурление. Особенно переживали наши. Если в плену могло случиться такое, то отчего бы этому не повториться на родине? Правда, там народа прибавится. Его будет столько, что победят они. Нам же останется вытирать слезы и хоронить убитых.
По этому поводу мы иногда высказывались. Причем с подковыркой. Мол, не спешите с новым погромом. Дождитесь возвращения. Как говорится, дома и стены помогают. Да и с кольями не будет проблем. Все березовые рощи в вашем распоряжении.
Удача
Как вы знаете, я часто не соглашался с Иосифом. Особенно меня злила его уверенность, что черное не навсегда. Потом обязательно будет белое.
Даже если это и правда, то сколько ждать? Сперва поседеешь и потеряешь половину волос.
Конечно, бывают исключения. Только приготовишься стоять в очереди, а тут она подошла. Как это получилось? Тебя не спрашивали, так что и ты лучше не задавай вопросов.
С раннего утра Иосиф в школе. Пишет формулы и рисует буквы на доске. Бородатые и усатые морщат лбы. Удивляются, насколько это трудней, чем размахивать шашкой.
Однажды Иосиф ведет урок, и вдруг стучат. Звук не решительный, а вопросительный. Мол, могу ли я войти? Не будет ли обременительным мое присутствие?
Все великовозрастные, но шумят почище детей. Бросили записи, смотрят на дверь. Вдруг действительно случилось что-то такое, что затмит карту звездного неба?
Оказалось, офицер. Обычно японские лица настолько спокойные, что кажутся одинаковыми, но это явно отличалось. На нем прочитывалось: знаю что-то важное, но рассказать пока не могу.
Вот уже несколько дней по лагерю ходили слухи. Вернее, летали. Или даже скакали. Знаете, на что похож слух? На белку. Ясно вижу, как это маленькое животное таращит глаза и вертит головой.
Правда, было неясно, чем его наградят. Оказалось, не первое, не второе, а третье. В том смысле, что третье — это сладкое. Не суп, не жаркое, а компот. Значит, не только набиваешь желудок, но и воспаряешь.
Вы уже спешите узнать, что это было? А вот не получится. Мы же договорились ничего не пропускать.
Офицер привел Иосифа в дом лагерного начальства. Оказывается, его ждут. На сопровождающего — никакого внимания, а моего друга сажают в кресло. Напротив сел главный из японцев. Остальные стоят. Словно они не офицеры, а официанты. Когда что-то нужно, сразу бросаются исполнять.
Наконец главный заговорил. Трумпельдор кое-что понимает, но переводчик переводит. Все честь по чести. Словно Иосиф не пленный, а заморский гость.
Начал японец с того, что они с Иосифом давно знакомы. Зря, что ли, агентам платят жалованье? Сколько раз нам сообщали о смелом русском солдате. Кто не знает историю с гранатой! Хоть и жаль тех, кто погиб, но это было красиво.
Улыбка была не короткая, а длинная. Словно японец ее надел и забыл снять. Так, улыбаясь, он взял со стола ящик. В его синих бархатных глубинах лежало нечто в желтом замшевом одеянии. Что это такое? Даже произнести странно. Успехи противника император отметил протезом из каучука.
Александр Семенович Ласкин родился в 1955 году. Историк, прозаик, доктор культурологии, профессор Санкт-Петербургского университета культуры и искусств. Член СП. Автор девяти книг, в том числе: “Ангел, летящий на велосипеде” (СПб., 2002), “Долгое путешествие с Дягилевыми” (Екатеринбург, 2003), “Гоголь-моголь” (М., 2006), “Время, назад!” (М., 2008). Печатался в журналах “Звезда”, “Нева”, “Ballet Review”, “Петербургский театральный журнал”, “Балтийские сезоны” и др. Автор сценария документального фильма “Новый год в конце века” (“Ленфильм”, 2000)
Около пятидесяти лет петербургский прозаик, драматург, сценарист Семен Ласкин (1930–2005) вел дневник. Двадцать четыре тетради вместили в себя огромное количество лиц и событий. Есть здесь «сквозные» герои, проходящие почти через все записи, – В. Аксенов, Г. Гор, И. Авербах, Д. Гранин, а есть встречи, не имевшие продолжения, но запомнившиеся навсегда, – с А. Ахматовой, И. Эренбургом, В. Кавериным. Всю жизнь Ласкин увлекался живописью, и рассказы о дружбе с петербургскими художниками А. Самохваловым, П. Кондратьевым, Р. Фрумаком, И. Зисманом образуют здесь отдельный сюжет.
Петербургский писатель и ученый Александр Ласкин предлагает свой взгляд на Петербург-Ленинград двадцатого столетия – история (в том числе, и история культуры) прошлого века открывается ему через судьбу казалась бы рядовой петербурженки Зои Борисовны Томашевской (1922–2010). Ее биография буквально переполнена удивительными событиями. Это была необычайно насыщенная жизнь – впрочем, какой еще может быть жизнь рядом с Ахматовой, Зощенко и Бродским?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Повесть приморского литератора Владимира Щербака, написанная на основе реальных событий, посвящена тинейджерам начала XX века. С её героями случается множество приключений - весёлых, грустных, порою трагикомических. Ещё бы: ведь действие повести происходит в экзотическом Приморском крае, к тому же на Русском острове, во время гражданской войны. Мальчишки и девчонки, гимназисты, начитавшиеся сказок и мифов, живут в выдуманном мире, который причудливым образом переплетается с реальным. Неожиданный финал повести напоминает о вещих центуриях Мишеля Нострадамуса.
В книгу входят исторические повести, посвященные героическим страницам отечественной истории начиная от подвигов князя Святослава и его верных дружинников до кануна Куликовской битвы.
Одна из повестей («Заложники»), вошедшая в новую книгу литовского прозаика Альгирдаса Поцюса, — историческая. В ней воссоздаются события конца XIV — начала XV веков, когда Западная Литва оказалась во власти ордена крестоносцев. В двух других повестях и рассказах осмысливаются проблемы послевоенной Литвы, сложной, неспокойной, а также литовской деревни 70-х годов.
Италия — не то, чем она кажется. Её новейшая история полна неожиданных загадок. Что Джузеппе Гарибальди делал в Таганроге? Какое отношение Бенито Муссолини имеет к расписанию поездов? Почему Сильвио Берлускони похож на пылесос? Сколько комиссаров Каттани было в реальности? И зачем дон Корлеоне пытался уронить Пизанскую башню? Трагикомический детектив, который написала сама жизнь. Книга, от которой невозможно отказаться.
«Юрий Владимирович Давыдов родился в 1924 году в Москве.Участник Великой Отечественной войны. Узник сталинских лагерей. Автор романов, повестей и очерков на исторические темы. Среди них — „Глухая пора листопада“, „Судьба Усольцева“, „Соломенная сторожка“ и др.Лауреат Государственной премии СССР (1987).» Содержание:Тайная лигаХранитель кожаных портфелейБорис Савинков, он же В. Ропшин, и другие.