Мой друг Трумпельдор - [23]
Слишком много общего у нас, оказавшихся в Японии. Одно поражение. Один фронт. Ну и лагерь, конечно. Тем странней официальный тон. Автор письма сразу устанавливает дистанцию.
«Мне сегодня сообщили, что в Ваше распоряжение для нужд школы поступили некоторые учебные пособия. Кроме того, у меня есть письмо Николая (нрзб. фамилия), в котором он извещает, что послал книги, учебные пособия и азбуки для неграмотных. В некоторых отношениях и наш двор причастен к этим пожертвованиям. Я обращался несколько раз в нашу канцелярию за разъяснениями, и сегодня мне сообщили, что все это находится в 4-м дворе. Если это факт, то, без сомнения, эти принадлежности находятся у Вас как главного организатора школьного дела. Теперь я обращаюсь к Вам с просьбой оказать содействие. У нас во дворе учредилась школа и уже функционирует несколько дней. Будьте столь любезны и ссудите хотя бы на время несколько пособий.
Учебник арифметики.
Русскую грамматику.
Какую-нибудь книгу по истории русской.
Несколько книжек азбуки (у нас безграмотных учеников в общей сложности до 500 человек).
Примите уверения в искреннем почтении.
19 июня 1905 года».
Особенно меня восхищает: «в искреннем почтении». Так о Бедняге писали: «с глубоким прискорбием.» Вот что мы привезли из России. Долгое время эти выражения были не востребованы, но вдруг оказались кстати.
А как вам это: «находятся у вас как главного организатора школьного дела»? Это надо же сказать так строго и в то же время уважительно! В любом департаменте этот оборот мог рассчитывать на успех.
Дело в том, что кое-кто захватил из России учебники. Думали, разобьем японцев и — займемся премудростями. Углубиться пришлось только в плену. Как видите, пример заразителен. После того как мы создали школу, у нас появились конкуренты.
Бог с ними, с конкурентами. Лучше сказать, с каким удовольствием мы решали задачки. Математика интересовала нас прежде всего потому, что складывалось известное с известным. Мы не просто считали, а вспоминали прошлое. Сами посудите: «Торговец А. купил у торговца Б. три земледельческие машины по 1000 рублей каждая. По договору покупщик должен был уплатить при передаче ему машин 500 рублей, потом ежемесячно по 100 рублей. В случае неуплаты ему в срок одного из этих взносов продавец имеет право требовать назад машины и платы за пользование ими по 30 рублей в месяц, причем уплаченная покупателем часть покупной цены в расчет не идет, а целиком удерживается продавцом в виде неустойки. Впоследствии помещик А. заложил свое имение со всем хозяйственным инвентарем, обозначенным в особой описи, в которой между прочим значились купленные у Б. машины. Сделав 12 взносов по 100 рублей, помещик А. помер.» Дома я не раз слышал о чем-то подобном. Правда, на моей памяти никто не умер. Все происходило как нельзя более скучно: машины доставлялись по адресу, а потом исправно работали.
Тут же не осложнение, а тупик! Обычно условия ведут от одного к другому, а здесь полная перемена обстоятельств. Интересно, от чего скончался помещик? Если это была пуля, голод или эпидемия, то так бы и написали. Значит, старость или болезнь. В наши времена такие смерти редкость.
Впрочем, дело не столько в помещике, сколько в общей картине. В том, что ее не только видишь, а узнаешь. Сразу вспоминаются другие сюжеты.
Я представлял, как вернусь домой, а там ничего не изменилось. Торговцы, машины, покупные цены. И, конечно, штрафы. Нам ли, солдатам и героям, бояться штрафов! Главное, ты тут родился, жил до войны и собираешься пожить еще.
Вероятность погрома
Сколько раз казалось: еще немного, и он даст слабину. Лишь однажды Иосиф показался мне растерянным. Тогда я ему сказал: что, задумался? Давно ты не радовал нас своим: «Эйн давар!»
Опасность явилась изнутри. От тех, с кем мы вместе сражались. Ели из одного котелка, спали на соседних нарах. При случае могли упокоиться в одной могиле.
Я говорил, что мы ладили с соседями. Еще больше подружились после сапожной мастерской и фотоателье. Когда же появились театр и газета, в их глазах засветилась почтительность. А как они благодарили за школу! Мол, не мечтали писать письма. Теперь такие узоры накручиваем на странице, что сами дивимся.
Иосиф радовался, а я, как всегда, обещал неприятности. Мол, скоро начнется движение обратно. Хуже, еще хуже, совсем плохо. Доказательства? Говорят, на родине появилось развлечение. Этим и раньше баловались, но в меньших масштабах.
Заинтересовался? То-то же. Правила хорошо известные. По главной улице идут человек двадцать. Увидят еврейскую лавку — и хрясь по стеклу. В качестве трофея забирают все, чего душа ни попросит.
Есть еще присказка. Якобы порт-артурцам царь дарит по сто десятин и тысяче рублей. Правда, к евреям это не относится. Глядишь, будут еще войны, и им тоже перепадет.
По этому поводу было много разговоров. Понимаете, спрашивают соседи, отчего грустит однорукий. Знает, что ничего не обломится, — и мутит воду. Отвлекает себя и соплеменников историями о звездах и растениях.
Слухи — это так, для сугреву. Когда закипело, стало не до обсуждений. Железные прутья в руки и — вперед! Где здесь парикмахерская? Добьемся равенства в том, что все станут лохматыми. Затем сапожная мастерская. Сделаем так, чтобы дыр хватило на всех.
Александр Семенович Ласкин родился в 1955 году. Историк, прозаик, доктор культурологии, профессор Санкт-Петербургского университета культуры и искусств. Член СП. Автор девяти книг, в том числе: “Ангел, летящий на велосипеде” (СПб., 2002), “Долгое путешествие с Дягилевыми” (Екатеринбург, 2003), “Гоголь-моголь” (М., 2006), “Время, назад!” (М., 2008). Печатался в журналах “Звезда”, “Нева”, “Ballet Review”, “Петербургский театральный журнал”, “Балтийские сезоны” и др. Автор сценария документального фильма “Новый год в конце века” (“Ленфильм”, 2000)
Около пятидесяти лет петербургский прозаик, драматург, сценарист Семен Ласкин (1930–2005) вел дневник. Двадцать четыре тетради вместили в себя огромное количество лиц и событий. Есть здесь «сквозные» герои, проходящие почти через все записи, – В. Аксенов, Г. Гор, И. Авербах, Д. Гранин, а есть встречи, не имевшие продолжения, но запомнившиеся навсегда, – с А. Ахматовой, И. Эренбургом, В. Кавериным. Всю жизнь Ласкин увлекался живописью, и рассказы о дружбе с петербургскими художниками А. Самохваловым, П. Кондратьевым, Р. Фрумаком, И. Зисманом образуют здесь отдельный сюжет.
Петербургский писатель и ученый Александр Ласкин предлагает свой взгляд на Петербург-Ленинград двадцатого столетия – история (в том числе, и история культуры) прошлого века открывается ему через судьбу казалась бы рядовой петербурженки Зои Борисовны Томашевской (1922–2010). Ее биография буквально переполнена удивительными событиями. Это была необычайно насыщенная жизнь – впрочем, какой еще может быть жизнь рядом с Ахматовой, Зощенко и Бродским?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Повесть приморского литератора Владимира Щербака, написанная на основе реальных событий, посвящена тинейджерам начала XX века. С её героями случается множество приключений - весёлых, грустных, порою трагикомических. Ещё бы: ведь действие повести происходит в экзотическом Приморском крае, к тому же на Русском острове, во время гражданской войны. Мальчишки и девчонки, гимназисты, начитавшиеся сказок и мифов, живут в выдуманном мире, который причудливым образом переплетается с реальным. Неожиданный финал повести напоминает о вещих центуриях Мишеля Нострадамуса.
В книгу входят исторические повести, посвященные героическим страницам отечественной истории начиная от подвигов князя Святослава и его верных дружинников до кануна Куликовской битвы.
Одна из повестей («Заложники»), вошедшая в новую книгу литовского прозаика Альгирдаса Поцюса, — историческая. В ней воссоздаются события конца XIV — начала XV веков, когда Западная Литва оказалась во власти ордена крестоносцев. В двух других повестях и рассказах осмысливаются проблемы послевоенной Литвы, сложной, неспокойной, а также литовской деревни 70-х годов.
Италия — не то, чем она кажется. Её новейшая история полна неожиданных загадок. Что Джузеппе Гарибальди делал в Таганроге? Какое отношение Бенито Муссолини имеет к расписанию поездов? Почему Сильвио Берлускони похож на пылесос? Сколько комиссаров Каттани было в реальности? И зачем дон Корлеоне пытался уронить Пизанскую башню? Трагикомический детектив, который написала сама жизнь. Книга, от которой невозможно отказаться.
«Юрий Владимирович Давыдов родился в 1924 году в Москве.Участник Великой Отечественной войны. Узник сталинских лагерей. Автор романов, повестей и очерков на исторические темы. Среди них — „Глухая пора листопада“, „Судьба Усольцева“, „Соломенная сторожка“ и др.Лауреат Государственной премии СССР (1987).» Содержание:Тайная лигаХранитель кожаных портфелейБорис Савинков, он же В. Ропшин, и другие.