Мой друг Пеликан - [23]

— Вранье все это! Клевета!.. — Надарий с ненавистью смотрел на них на всех. — Сталин умер, а они, шавки, все свои ошибки и преступления на него свалили!.. Он — святой! Где бы вы все сейчас были, если бы в войну его не было? В фашистском концлагере!

— Он войну выиграл? — спросил мужчина, слизывая остатки мороженого с бумажки и выбрасывая бумажку в окно.

— Он войну выиграл! — крикнул Надарий. — Он — Сталин!..

— Народ выиграл войну, — сказал мужчина.

— Сталина сам народ выбрал председателем правительства, — обратилась Инна к Володе. — Это совсем не то что король, или царь…

— Народ — выбрал… Не смеши меня! — воскликнул Володя. — Какие выборы?!.. Наши вожди, они сами себя выбирают. При слове вождь меня в дрожь бросает, представляется что-то дикое и пещерное… Кровожадное. Не-на-ви-жу это слово!

— А я тебя ненавижу! — крикнул ему Надарий. — Я вам всем покажу!.. Мы — таких пустобрехов к ногтю!..

— Подавишься, — ответил Володя, немедленно успокаиваясь при виде реальной опасности. — Ты не очень-то, знаешь… Понял?.. Забыл, как тебе дали попробовать кое-чего? Многие есть, кому о-очень хочется еще напомнить.

Реакции не последовало: Надарий набычился и отвернулся молча.

— Парень, — сказал Володе мужчина, теперь уже без мороженого, — разговор к тебе есть. Ты вроде с понятием. А я, — он бросил взгляд на отсутствующего будто Надария, — собственное мнение имею насчет, как ты выразился, кое-чего.

— Да, да, — радостно откликнулся Володя. Сдается мне, я узнаю сейчас!..

Но он ничего не успел услышать.

— Ой!.. — Инна первая заметила контролеров, вступивших в вагон с обоих концов.

Все засуетились несколько первых секунд, а потом закаменели в напряженном ожидании. Потому что в любой проверке человеку свойственно невольно опасаться какой-то непредсказуемости. Даже люди, имеющие билеты, не могут не поддаться гипнозу тревожного ожидания проверки.

Итак, все закаменели, кроме одного человека. Немец Райнхард так задвигался, завертелся, привставая со своего места и озираясь, что привлек общее внимание. Он покраснел так сильно, что глаза его заслезились, и тут же румянец сошел с побледневшего вдруг лица. Он жалобно взглядывал на товарищей, оборачивался назад, со страхом наблюдая приближающегося контролера. Впереди путь был отрезан другим контролером. Невнятное бормотание слетало с его губ, немецкие и русские слова вперемешку.

— Чего ты? Что с тобой? — спросил Володя.

— Я не иметь билета… Возьмут меня в милицию… Очень плохо… В моем посольстве… Плохой разговор… Арест милиция — посольство — позор!.. Очень скандал — будет нехорошо — плохо!..

— Черт с тобой! На, бери. — Володя достал из кармана билет. — Бери, Райнхард. И сиди спокойно. Понял? Не суетись.

— У тебя есть два билета?

— Есть другой билет. Бери. Успокойся. Билет действительный… настоящий. Молчи. Сиди и молчи.

Володя достал из портфеля том Чехова, плотнее уселся на скамье, целиком погружаясь в чтение.

Подобное состояние полного отстранения, невинной серьезности не раз в прошлом выручало под носом у преподавателя, когда надо было воспользоваться шпаргалкой, списать с тетрадки, припрятанной под партой, или иногда с толстенной книги.

Удивительно, именно сегодня он надумал купить билет туда и обратно. Словно по наитию, что будут контролеры.

Обычно ездили без билета, полагаясь на авось. Если же случалось напасть на контролера, либо удавалось его уговорить, чтобы отпустил, либо в милиции, услыхав адрес студенческого общежития, выписывали квитанцию на штраф, но, за редким исключением, этим ограничивалось.

Некоторые удальцы скапливали по десять-двенадцать штрафных квитанций, накалывая их на гвоздик.

Единственный курьезный случай, когда пришли описывать по суду имущество злостного неплательщика, закончился поражением судебных исполнителей. Кровать, постельное белье и многое другое считалось государственной собственностью и не могло быть арестовано. Ответственные лица от общежития указали судейским на чемодан в углу комнаты, закрытый на висячий замок.

Требовалось описать содержимое чемодана при свидетелях. Но ключа не было. Нарушителя тоже не могли найти.

Наконец, ключ отыскался, и громадный амбарный замок со скрежетом и лязгом был открыт и снят. Судейский откинул крышку чемодана. Пошатнулся, зажал пальцами нос и с проклятиями выскочил из комнаты как от чумы.

Ужасающий, удушливый, рвотный запах распространился в воздухе. Чемодан оказался доверху набит старыми, грязными, протухшими носками, которые несколько дней собирали по мужскому общежитию.

После этого случая судейские в общежитии не появлялись.

17

Контролер приближался.

Володя полностью погрузился в чтение, не замечая никого вокруг.

Лишь когда его соседи засуетились, передавая контролеру билеты, Володя хмуро посмотрел на него, отрываясь от книги, вскользь, небрежным взглядом, — полез в карман и протянул ему билет, снова глядя в книгу и не интересуясь дальнейшим.

Контролер взял его билет в руки. Но смотрел дальше, вперед по движению, следующим был Райнхард, вызвавший подозрение, а затем Инна, которая не умела скрыть нервозности. Контролер щелкнул компостером, пробил билет и вернул Володе, с жадностью хватая и впиваясь взглядом в билет Райнхарда.