Мой друг лайка - [29]

Мы много наследили вокруг, и поэтому первую ночь сидеть на лабазе не стоит. Медведь очень осторожен и может легко обнаружить засаду, принюхиваясь к следам. Осенний медведь сыт и пуглив: чуть что, он и на другое поле переберется, овес-то везде одинаков, только бы сподручно было ему, чтобы разом из-под елки и на полосу. Мы собрали в кучу и зарыли все свежие щепки, прикрыли мохом пеньки срубленных жердей и далеко в стороны оттащили их ветки и вершинки.

…По глухой дорожке, уходящей с поля, я отошел около двух километров и спустил с поводка собаку. Засидевшийся пес радостно носился вокруг, всячески выражая собачий восторг. До самого вечера мы бродили с ним по заросшим бочагам выгоревшего торфяника, разыскивая выводки уток.

Переходя от одного водоема к другому, я по компасу шел на центральную просеку, пересекающую поперек всю лесную дачу. В гари, среди бочагов, попадались небольшие холмы, густо поросшие ольхой и крушиной. Заросли малинников краснели спелыми ягодами и местами были помяты медведями. Следов человека не было заметно, а следы медведя попадались и на грязи около воды, и на стволах гниющих деревьев, и просто на тропах, неведомо кем проложенных.

Я шел с чутьистой собакой, и поэтому неожиданность встречи с медведем была мало вероятна. Так думал я, но на охоте часто получается совсем не так, как думаешь, и неожиданности следуют одна за другой. Чибрик залаял совсем рядом и залаял злобно, как на чужого человека. Я не успел сдернуть ружье с плеча, как услышал фырканье зверя и приближающийся его галоп. Шум от бегущего животного был так силен, что у меня мелькнула мысль о лосе. В следующее мгновение черная туша медведя показалась в кустах, а следом за ним неслась лайка. Густая трава мешала рассмотреть всего зверя, и я видел только его черную, как мне показалось, мокрую спину и лобастую голову на неестественно длинной шее.

Он бежал и все время ворчал, оглядываясь на собаку. На какое-то короткое мгновение наши глаза встретились, и медведь в ужасе бросился в сторону. Еще раз мелькнули в траве острые уши Чибрика, и шум стих. Так и осталось раскрытым ружье, а в руках — пара вынутых из него дробовых патронов. Какой представлялся случай, и как я прошляпил его!

Когда я рассматривал встретившиеся следы медведей, у меня возникало желание зарядить ружье пулями. Почему же я не сделал этого? Понадеялся на авось и на чутье собаки и получил по заслугам. Я только раз услышал лай Чибрика далеко от этого места, и то собака лаяла не более двух-трех минут. Медведь видел человека и, конечно, постарался уйти от места встречи с ним подальше. Одной лайке трудно остановить медведя, тем более напугавшегося.

На том месте, где лежал медведь, я нашел несколько вырытых ям. Видимо, зверю было жарко, и он рыл их, валяясь в прохладной земле.

Я решил подождать собаку и присел в одну из медвежьих лежек. Минут через двадцать вернулся мой пес. Он часто-часто дышал, вывалив непомерно большой язык. Собака не отрываясь смотрела на меня, и мне стало стыдно.

— Ну ладно, ладно, ты не очень-то… — сказал я Чибрику и стал гладить его по голове.

Пес нетерпеливо встряхнулся, отошел от меня и, прерывая дыхание, напряженно слушал. Возбуждение, видимо, было очень велико. Ведь медведь был совсем рядом и, главное, постыдно бежал, несмотря на величину, почти в десять раз превышающую размеры собаки.

Эх, если бы все, что говорят о медведях, была правда! Ведь чаще всего охотники видят этого большого зверя именно так, как получилось в этот раз, а не иначе. Да и зачем ему реветь и вставать на дыбы, если этого не требует ни кисть художника, ни перо писателя? Спасаться от беды на четвереньках — куда удобнее. Зверь это прекрасно понимает.

На следующий вечер я сторожил медведя на овсяном поле и просидел на лабазе до темноты. Не стало видно мушки штуцера, и я спустил курки, приготовившись слезать с дерева. Но вот на противоположном конце полосы овса мелькнула какая-то тень. Мне показалось, что пробежала енотовидная собака, и я стал всматриваться в том направлении. Еще раз мелькнуло что-то и скрылось в овсе. Ясно, что какой-то зверек, но зверек некрупный. И вдруг, несколько правее, я увидел медведя. Зверь шел в шестидесяти шагах, вдоль полосы овса, на фоне которого был хорошо виден. Даже разность цвета его шерсти и заметную золотистую «седелку» на холке можно было рассмотреть. То, что я принял за енота, оказалось медвежонком, следом за которым бежал и другой.

Медведица вошла в овес и стала сосать его с кромки полосы. Я бесшумно взвел курки и стал прилаживать штуцер для выстрела. Ни прорези прицела, ни мушки не было видно. Видимо, легкий шорох стволом ружья о кору дерева медведица услышала. Она фыркнула и села, держа передние лапы на уровне груди. Черный контур ее напомнил форму редьки, поставленной вверх концом. Зверь был обращен ко мне грудью, и лучшего момента нельзя было ожидать.

Я решил стрелять без мушки, «посадив» медведицу на планку ружья. Патрон, заряженный девятью граммами черного пороха, выбросил из ствола огромный клин пламени и грохнул оглушительно. Мне показалось, что медведица опрокинулась навзничь и крутится на земле. Второй раз я выстрелил во что-то неопределенное, считая, что стреляю в сваленного зверя.