Мой друг Гитлер - [17]
Крупп. Да-а, просто исчадие ада. Этот человек умер из-за того, что никак не мог примириться с реальностью и понять – время революций кончилось. А что касается Рема…
Гитлер. Мне сказали, что Рем перед казнью кричал и бился. Но – ни единого упрека в мой адрес. Все вопил: «Это козни Геринга!»
Крупп. Исключительного здоровья был мужчина. Его выволокли из мягкой постели в отеле и вместе со всеми его адъютантами переправили в Мюнхен. Беднягу расстреляли в той самой тюрьме Штадерхайм, где он сидел десять лет назад, после Мюнхенского путча. Что ж, расстрел был подходящей для него смертью… Бился и кричал, говорите?
Гитлер. Так мне доложили. Неприятно.
Крупп. Что ж удивляться – произошло нечто, с его точки зрения, абсолютно невероятное.
Гитлер. Вы говорите таким тоном, словно Рем – невинная жертва. (Гневно.) Нет, Рем виновен. Виновен! У меня есть все доказательства его измены. О, он был виновен очень во многом, господин Крупп. Я не мог более закрывать глаза на его преступления. Рем и в самом деле считал себя моим другом, не понимая, что одно это уже преступно. И хотел, чтобы я тоже был ему другом, – а это преступно вдвойне. Ему все грезились минувшие дни. Он воображал себя чуть ли не легендарным героем! Игра в солдатики для него была важнее всего на свете. Ах, как он обожал спать под звездным небом, закутавшись в драное солдатское одеяло. Человек был членом кабинета министров, а все дурил мне голову своими мечтами. Разве это не преступление?.. Рем был убежден, что он – самый мужественный, самый доблестный, самый сильный. И это тоже преступление… Он умел только одно – отдавать приказы. Даже эта его так называемая преданность очень смахивала на отдавание мне приказов. Тоже преступление!
Крупп. Ночь, сырое берлинское небо и перечень злодеяний усопшего? Ничего не скажешь, траурный митинг удался на славу.
Гитлер. И все же в одном Рем был прав, попал в самую точку. Он любил повторять: «Эрнст – солдат, а Адольф – художник». Меня это очень бесило. А теперь я думаю, что слово «художник», которое он произносил снисходительно, приобретает новый масштаб, и не снившийся тупоумному Рему. Он-то умел только фантазировать, настоящего же воображения был начисто лишен. Потому-то и не понял, что обречен, потому-то и не достиг уровня подлинной безжалостности. Его уши воспринимали только громыхание военного оркестра, а ему следовало бы, как это делаю я, побольше слушать Вагнера. Не дорос он до понимания того, что такое Красота. Для того чтобы сотворить на земле Красоту, необходимо во что бы то ни стало ухватить самую суть ее, корень Красоты – как ты ее представляешь себе сам. Помнится, вы как-то спросили, способен ли я ощутить себя бурей. Это все равно что понять: почему я – буря. Понять, отчего я рокочу громовыми раскатами, отчего темнею, отчего безумствуют во мне ветер и дождь. Понять – почему я велик. И этого мало. Нужно понять, почему своим уделом я избрал разрушение. Почему я валю наземь огромные засохшие деревья, а нивы питаю живительной влагой. Лица немецких юношей казались изможденными в свете витрин еврейских магазинов, я же, подобно богу-громовержцу, озарил эти лица вспышками молний и воспламенил их новой жизнью! Почему так необходимо мне, чтобы каждый немец обрел вкус к высокой трагедии?.. Это – моя судьба.
Крупп. Значит, будет буря? Смотрите (выходит на балкон) – небо черным-черно, ни единой звездочки, лишь мрачные тучи, похожие на груду трупов… Ночной воздух просто гибель для моего колена, но в комнате нечем дышать, отовсюду несет кровью… Адольф, расстрелы еще продолжаются?
Гитлер. Должны.
Крупп. А отсюда выстрелов не слышно. В какой стороне Рихтерфельд?
Гитлер (подходит к балкону и показывает влево). Вон там. (Тут же возвращается обратно.) Сейчас уже убирают всякую мелкую сошку.
Крупп. И все – моими винтовками. Из лучшей в мире крупповской винтовки и пулю получить – одно удовольствие. Иногда я представляю себя винтовкой: вот наконец насытила она свой голод, настрелялась по человеческим телам; ее хозяин, солдат, получил увольнительную и ушел в бордель, а она сладко спит на своей дубовой подушке в ружейном шкафу… Как я завидую тем, кто может спать.
Гитлер (сам с собой). Эрнст – солдат, Адольф – художник… Нет, надо так: Эрнст был солдатом. А Адольф отныне станет художником.
Крупп (с балкона). Вы что-то сказали, Адольф?
Гитлер. Нет, ничего.
Крупп. Пойдите-ка сюда.
Гитлер. Нет Рема, так теперь вы мне будете приказывать?
Крупп (эти слова производят на него такое действие, что он роняет на пол свою трость). А, проклятье!
Гитлер (не поднимаясь из кресла). Что такое?
Крупп. Вы видите. Я уронил свою трость!
Гитлер. И хотите, чтоб я вам ее поднял?
Крупп. Да нет. Я не… (Несвойственным ему просительным тоном). Я бы поднял сам, но колено… Не могу согнуть, очень болит.
Гитлер (не поднимаясь). Сейчас иду. (Крупп стоит, опершись рукой о балконную дверь, и ждет. Гитлер, откинувшись в кресле, угрюмо напевает).
Тихо смеется – горько и безжалостно.
Крупп
Роман знаменитого японского писателя Юкио Мисимы (1925–1970) «Исповедь маски», прославивший двадцатичетырехлетнего автора и принесший ему мировую известность, во многом автобиографичен. Ключевая тема этого знаменитого произведения – тема смерти, в которой герой повествования видит «подлинную цель жизни». Мисима скрупулезно исследует собственное душевное устройство, добираясь до самой сути своего «я»… Перевод с японского Г. Чхартишвили (Б. Акунина).
Юкио Мисима — самый знаменитый и читаемый в мире японский писатель. Прославился он в равной степени как своими произведениями во всех мыслимых жанрах (романы, пьесы, рассказы, эссе), так и экстравагантным стилем жизни и смерти (харакири после неудачной попытки монархического переворота). В романе «Жизнь на продажу» молодой служащий рекламной фирмы Ханио Ямада после неудачной попытки самоубийства помещает в газете объявление: «Продам жизнь. Можете использовать меня по своему усмотрению. Конфиденциальность гарантирована».
Юкио Мисима — анфан-террибль японской литературы, безусловный мировой классик и писатель, в своем творчестве нисходящий в адовы бездны и возносящийся на ангельские высоты. Самый знаменитый и читаемый в мире из японских авторов, прославился он в равной степени как своими произведениями во всех мыслимых жанрах (романы, пьесы, рассказы, эссе — более ста томов), так и экстравагантным стилем жизни и смерти (харакири после неудачной попытки монархического переворота в день публикации своего последнего романа).«Моряк, которого разлюбило море» — это история любви моряка Рюдзи, чувствующего, что в море его ждет особая судьба, и вдовы Фусако, хозяйки модной одежной лавки; однако развитый не по годам тринадцатилетний сын Фусако, Нобору, противится их союзу, опасаясь потерять привычную свободу…
«Жажда любви», одно из ранних и наиболее значительных произведений Юкио Мисимы, было включено ЮНЕСКО в коллекцию шедевров японской литературы. Действие романа происходит в послевоенное время в небольшой деревушке недалеко от города Осака. Главная героиня Эцуко, молодая вдова, одержима тайной страстью к юному садовнику…
Старому писателю женщины приносили только разочарования, боль и горе. На берегу моря, в минуту душевного разлада, он встречает прекрасного юношу Юити Минами, которого мучает тайная страсть - стремление к однополой любви. Из Юити писатель намерен создать орудие для отмщения всем женщинам, когда-то причинившим ему страдания. Но и на самом дне содомского разврата к юноше не пристает ни грязь, ни пошлость этого мира. Словно облако - холодный, легкий и равнодушный, - скользит он по стране людей.
Один из самых знаменитых откровенных романов фривольного XVIII века «Жюстина, или Несчастья добродетели» был опубликован в 1797 г. без указания имени автора — маркиза де Сада, человека, провозгласившего культ наслаждения в преддверии грозных социальных бурь.«Скандальная книга, ибо к ней не очень-то и возможно приблизиться, и никто не в состоянии предать ее гласности. Но и книга, которая к тому же показывает, что нет скандала без уважения и что там, где скандал чрезвычаен, уважение предельно. Кто более уважаем, чем де Сад? Еще и сегодня кто только свято не верит, что достаточно ему подержать в руках проклятое творение это, чтобы сбылось исполненное гордыни высказывание Руссо: „Обречена будет каждая девушка, которая прочтет одну-единственную страницу из этой книги“.
Роман «Шпиль» Уильяма Голдинга является, по мнению многих критиков, кульминацией его творчества как с точки зрения идейного содержания, так и художественного творчества. В этом романе, действие которого происходит в английском городе XIV века, реальность и миф переплетаются еще сильнее, чем в «Повелителе мух». В «Шпиле» Голдинг, лауреат Нобелевской премии, еще при жизни признанный классикой английской литературы, вновь обращается к сущности человеческой природы и проблеме зла.
Самый верный путь к творческому бессмертию — это писать с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат престижнейших премий. В 1980 г. публикация романа «И дольше века длится день…» (тогда он вышел под названием «Буранный полустанок») произвела фурор среди читающей публики, а за Чингизом Айтматовым окончательно закрепилось звание «властителя дум». Автор знаменитых произведений, переведенных на десятки мировых языков повестей-притч «Белый пароход», «Прощай, Гульсары!», «Пегий пес, бегущий краем моря», он создал тогда новое произведение, которое сегодня, спустя десятилетия, звучит трагически актуально и которое стало мостом к следующим притчам Ч.
В тихом городке живет славная провинциальная барышня, дочь священника, не очень юная, но необычайно заботливая и преданная дочь, честная, скромная и смешная. И вот однажды... Искушенный читатель догадывается – идиллия будет разрушена. Конечно. Это же Оруэлл.