Мой друг – Евгений Евтушенко. Когда поэзия собирала стадионы… - [4]
А та, кого сторонились и боялись как черт ладана, та, которая словно прокаженная прожила свою жизнь, стала самой знаменитой женщиной нашего времени, самой желаемой для журналистов, историков, писателей. Советских и западных. Жизнь резко изменилась: бесконечные интервью, встречи, выступления, поездки, приемы. Публикация в журнале «Знамя» воспоминаний «Незабываемое», выход книг Бухарина и исследований о нем, спектакли, пьесы, кинофильмы. Все хотели видеть живую вдову Бухарина. Студенты МЭИ по огоньковской публикации поставили пьесу, воспользовались материалом и в разных странах, в частности в Шри-Ланке, где также идет пьеса о Бухарине. Побывала Анна Михайловна в Риме на премьере художественного фильма «Товарищ Горбачев», созданного на основе нашей беседы с Анной Михайловной. Как рассказывала Анна Михайловна, режиссер дал волю своему воображению и добавил сцены, где она упрашивает мужа помириться со Сталиным. Такого не было и не могло быть.
Мне подарили сахарницу, на дне которой написано: «Стеклозавод имени Бухарина». Кто-то хранил этот раритет, рискуя жизнью. Я передал ее Анне Михайловне. Позвонили из Ленинграда: обнаружена пластинка с записью голоса Николая Ивановича, на другой стороне – голос Ленина. Дата выпуска – девятнадцатый год. Пришло загадочное письмо о том, что якобы в таком-то месте под Москвой запрятан чемодан с частью архива Бухарина. А недавно… Человек, работавший в похоронной команде, свидетельствует: однажды, когда на территорию Донского кладбища привезли очередную партию трупов, предназначенных для сожжения в крематории, в одном из них он узнал знакомое лицо. Для исследователей истории преступлений Сталина это важно: известна могила Бухарина.
Не могу не вспомнить и о такой реакции на публикацию в «Огоньке». В «Литературной газете» была напечатана статья некоего Ю. Максимова «Ретушь трагедии», в которой в уничижительном тоне говорилось о моем интервью, об Анне Михайловне, о ее отце, о Бухарине, о невинно убиенных. Статья тенденциозная, предвзятая. Скажу больше: мне показалось, что это была попытка реанимации реноме Н. Андреевой. К чести большинства литгазетовцев, на редакционной летучке главному редактору А. Чаковскому и тем, кто готовил материал к печати, был заявлен протест.
Другое интервью вызвало бурную полемику, мешок читательских писем, перекличку зарубежных радиоголосов. А сколько язвительных комментариев было по поводу обложки. Четыре известных поэта: Вознесенский, Евтушенко, Рождественский, Окуджава – стоят на морозе, прижавшись друг к другу, и улыбаются в объектив. В дубленках, в модных сапогах, уверенные, довольные. Спустя месяц в телепередаче, где первый секретарь правления Союза писателей СССР В. Карпов принимает за чаем молодых писателей, один из них, размахивая девятым номером «Огонька» за 1987 год, будет взывать к состраданию советским шахтерам, очерк о нелегкой жизни которых помещен в том же номере. Это было настолько откровенно предвзято, неинтеллигентно, что «Комсомольская правда» вынуждена будет ответить на выпад репликой журналиста Ю. Гейко.
«Групповщина», «Левые берут»… Так восприняли материал «И были наши помыслы чисты…».
Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский, Булат Окуджава, Роберт Рождественский на даче Евгения Евтушенко в Переделкино.
Обложка журнала «Огонек». 1987 г.
А началось с того, что «Огонек» готовил серьезнейшую публикацию антологии «Русская муза XX века», в которой история отечественной поэзии анализируется под углом зрения не искусствоведа, ученого, а авторитетного современного поэта Евг. Евтушенко. Такой личностной антологии, насколько мне известно, раньше не было. И вот, предваряя годовую публикацию (а она растянулась на несколько лет), я предложил в качестве своеобразного анонса напечатать фотографию Евгения Александровича. Обсуждение свелось к тому, что решили попытаться собрать поэтов, начинавших свой творческий путь в пятидесятых годах, провести с ними интервью и подготовить обширный материал.
Надо сказать, что дело это было не из легких. Не все поэты с радостью и решимостью согласились на встречу. Непросто было определить и само место их свидания. В редакции? В Доме литераторов? В Союзе писателей? Дома. У кого? На даче. У кого? С решительным гостеприимством предложил принять гостей у себя на даче в Переделкине Евгений Евтушенко. Все согласились. Долго обсуждали день встречи, у всех дела да хлопоты, зарубежные вояжи, совещания, заседания, приемы. Договорились и о дне. Очень жаль, что никто из нас, пытавшихся это сделать, не смог убедить Беллу Ахмадулину приехать в Переделкино. Она наотрез отказалась от участия в общем разговоре.
А остальное описано в материале, вошедшем в эту книгу. Надо сказать, что воспоминания поэтов о годах их молодости, о хрущевской оттепели, о дружбе друг с другом в ту пору, о литературных учителях, о старших товарищах были на то время, то есть на начало 1987 года, уникальной исповедью не только друг перед другом, но и перед читателями, гласным откровением-размышлением о попытке переустройства жизни, искусства после XX съезда партии.
В моей комнате висит фотография, запечатлевшая встречу в Переделкино. Гости дома только что с мороза вошли в помещение, разделись и начали дружеский разговор, который, кажется, не прерывался никогда. О чем-то говорит Евгений Александрович, склонился к нему, задумавшись, Роберт Иванович, держит в руке листок с моими вопросами, прижавшись к батарее, Булат Шалвович, под парсуной притулился и смотрит куда-то вдаль Андрей Андреевич. Для любителей поэзии это мгновение, запечатленное фоторепортером, я бы сказал – историческое. Думаю, что вряд ли оно повторится. В одну и ту же реку дважды не войдешь.
