Мой друг – Евгений Евтушенко. Когда поэзия собирала стадионы… - [3]
Феликс Медведев в редакции журнала «Огонек». 1970-е гг.
Илья Сергеевич в среде журналистов известен тем, что не просто вмешивается в материал, контролирует прохождение его, вычитывает, но и сам порой помогает корреспонденту написать его. И вообще с ним непросто иметь дело: избалованный славой, почестями, вниманием и почитанием, Илья Глазунов – тяжелый орешек для общения. Тем не менее с того первого интервью я сохраняю с ним дружеские отношения и рад, когда в моей телефонной трубке раздается его голос: «Ты что-то совсем забыл Глазунова, зазнался…».
С Андреем Вознесенским я знаком с 1959 года, с того первого разговора, когда он, еще неизвестный, еще «бескнижный», руководил поэтическим семинаром на совещании во Владимире. В софроновском «Огоньке» Вознесенский не печатался, тот журнал был для него под запретом, как, впрочем, и для многих других замечательных писателей, поэтов, драматургов, но с приходом Коротича Андрей Вознесенский стал одним из желанных авторов. С радостью я готовил его публикации о Владиславе Ходасевиче, о Марке Шагале, о Борисе Гребенщикове, брал у него интервью для материала «И были наши помыслы чисты», наконец, редактировал его книжку для библиотеки «Огонька» «10, 9, 8, 7…». А если после 59-го я бы с ним не встретился? Думается, что многое бы потерял.
Одни из последних журналистских знакомств – встречи с Анной Михайловной Лариной-Бухариной, с Софьей Карловной Радек, с Гелианой Григорьевной Сокольниковой, дочерью Сокольникова и Галины Серебряковой. Эти встречи-интервью – на всю жизнь. Ведь в судьбах моих героев – трагедия их отцов, история советской власти, штрихи человеческих судеб XX века. Разве можно пройти мимо них по касательной?
После публикации беседы с вдовой Бухарина Анной Михайловной Лариной «Он хотел переделать жизнь, потому что ее любил» по стране были зарегистрированы случаи выхода из партии. В знак протеста. Так категорично реагировали люди, которые жили еще в 37-м… Другие реагировали иначе. И об этом подробнее.
Вся страна ждала реабилитации невинно осужденных и погибших в сталинских лагерях. Народная молва, желание поскорее узнать о начале реабилитации торопили события. Говорили об июне 1988 года…
Я пришел к Анне Михайловне холодным ноябрем 1987 года. Мы проговорили много часов. Диктофон работал без устали. Но Анна Михайловна не верила, что поведанное ею можно будет обнародовать. Многих журналистов видывала она за последнюю четверть века. Дело же возвращения доброго имени ее мужу не сдвигалось. К ее письменным обращениям оставались глухи Хрущев, Брежнев, Андропов, Черненко. Она совсем уже опустила руки. Жила в бедности вместе с сыном Юрием и дочерью Надеждой в небольшой квартире на первом этаже в районе Профсоюзной улицы.
«Первая вдова страны», юная красавица, жена крупнейшего партийного деятеля, восемнадцать лет проведшая в ссылках, тюрьмах и лагерях, дочь видного революционера, похороненного в Кремлевской стене, Михаила Ларина, талантливая мемуаристка, Анна Михайловна доживала свой век в скромнейшей обстановке коммунальной квартиры, в почти абсолютной общественной изоляции. Ее сторонились, ее боялись.
Мне часто говорят: наверное, вызывали в ЦК или, по крайней мере, главный редактор дал задание разыскать вдову Бухарина. Ничего подобного. Впервые о том, что жив сын Бухарина, художник Юрий Ларин, я узнал от барда и художника Евгения Бачурина, все собирался его разыскать. Потом Евгений Евтушенко прочитал на вечере «Огонька» в Театре эстрады стихотворение «Вдова Бухарина», и ему очень хотелось, чтобы оно появилось на страницах популярного издания. В то время я вел отдел поэзии в журнале и решил подготовить стихотворение к печати. Взял у Евгения Александровича телефон Анны Михайловны, чтобы получить фотографии ее и Николая Ивановича. Фотографию я получил, но вместо десяти минут пробыл я у вдовы Бухарина, как уже сказал, много-много часов.
Главный редактор все время сомневался: печатать или не печатать стихотворение Евтушенко, печатать или не печатать текст письма-завещания Бухарина «Будущему поколению руководителей партии». В конце концов Евтушенко отдал стихотворение «Известиям», и там мгновенно его опубликовали, а «Огонек» напечатал письмо-завещание Бухарина после «Московских новостей».
Несмотря на эти издержки, интервью с вдовой Бухарина в «Огоньке» произвело впечатление разорвавшейся бомбы. Тысячи читателей были шокированы: так неожиданно появилась публикация и такой объемной она была. И о ком? О едва ли не главном «предателе» страны, о «шпионе» всех разведок, о «ренегате». Имя Бухарина, проклятое, как казалось, навеки, мгновенно обрело права гражданства. Я получил сотни писем и телеграмм: люди плакали от торжества справедливости, от торжества исторической правды. И еще: их взволновал искренний, бесхитростный рассказ Анны Михайловны о своей судьбе.
Спустя некоторое время после публикации на встрече руководителей средств массовой информации с Михаилом Сергеевичем Горбачевым В. Коротич в присутствии своих коллег сказал, что нужно поторопиться с реабилитацией сверху, ибо журналисты могут произвести реабилитацию снизу. Так оно и вышло. Факт публикации материала «Он хотел переделать жизнь, потому что ее любил» был, в сущности, фактом начала общественной народной реабилитации невинно осужденного Николая Ивановича Бухарина и всех, кого лишили жизни в те страшные годы. Спустя некоторое время газеты опубликовали решение комиссии при ЦК КПСС о реабилитации осужденных в тридцатые годы. Первым среди них был Н. И. Бухарин.
