Мой Демон - [48]

Как ни странно, но интерес к образам смерти и разложения не столько вызван людским страхом перед смертью или потусторонним миром, сколько является признаком самой страстной и неистовой любви к миру земному и болезненного осознания неизбежной гибели, на которую обречен каждый из людей. И это осознание максимально возбуждает человеческие чувства, придавая им исключительную остроту.

Если потусторонний мир действительно существует, то каждый отправится туда своим путем, который будет продолжением его жизненной дороги. Бывших пассажиров общественного транспорта и посетителей вещевых рынков ждет скромный автобус со специально сделанной задней дверцей, простые сосновые гробы, обитые красным кумачом и траурными лентами, и железный типовой крест с приваренной металлической дощечкой. Зато владельцы роскошных «мерседесов» и завсегдатаи самых дорогих магазинов и ресторанов поедут в свое последнее путешествие не иначе как в катафалке – тоже, кстати, «мерседесе» – в дорогом гробу красного дерева с бронзовыми ручками, заказанном по американскому похоронному каталогу The Last Way. А сами похороны окажутся всего лишь поводом потусоваться шикарно одетым мужчинам и женщинам, у большинства из которых не хватит такта хоть ненадолго отключить свои проклятые мобильники, украшенные камешками от Swarovski, или воздержаться от необъяснимой страсти россиян бросать «бычки» в лужи! И погребут бывших хозяев жизни на престижной аллее престижного кладбища, водрузив сверху массивное мраморное изваяние в виде блистающего на солнце бюста покойного или горько плачущего ангела.

А что, интересно, сказали бы их отлетающие души, если какой-нибудь настоящий ангел вздумал по дороге на небеса взять у них интервью? Можно не сомневаться, что первым делом они выразили бы уверенность в том, что и в загробном мире им удастся устроиться не хуже, чем в мире подлунном, получив подходящий им статус и обретя соответствующую компанию…

Именно так выглядели похороны чечено-грузинского вора в законе Шамиля Ангиллаева по кличке Кукольник, за которыми тайком подглядывал злорадствующий Пономарь. Более того, косясь на помпезный памятник с черными мраморными колоннами и мусульманским куполом луковкой с позолоченным полумесяцем, он испытывал столь адское желание помочиться на могилу своего ныне покойного противника, что набрался терпения, дождался окончания похорон и, когда толпа разошлась, оставив вокруг памятника свежие венки, сполна осуществил заветное желание.

На его несчастье, этот оскорбительный для покойного Кукольника проступок не остался незамеченным – что и доказали события следующего дня. Герман Петрович еще только собирался на работу, когда в дверь его кабинета постучал один из заехавших за ним охранников.

– Чего тебе? – бесцеремонно спросил Пономарь.

– Шеф, вам тут подарок доставили. – И охранник аккуратно разжал могучую ладонь, показав небольшой прямоугольный сверток, аккуратно заклеенный со всех сторон в плотную бумагу.

– Это еще что за хреновина? – подозрительно поморщился Герман Петрович. – Кто доставил?

– С почты.

– Ты уверен?

– Я сам расписался в получении.

– Ну, раз сам расписался, то сам и вскрывай, – хмуро скомандовал Пономарь, – только не здесь, а за дверью.

– Хорошо.

Несколько струхнувший охранник послушно вышел, а Герман Петрович замер в кресле, ожидая результатов «вскрытия». Если бы раздался взрыв, то он бы удивился этому значительно меньше, чем раздавшемуся за дверью воплю ужаса.

– Шеф, – завопил охранник, врываясь обратно, – вы только взгляните на эту гадость!

В небольшом, плотно закупоренном флаконе плавал заспиртованный, укоризненно покачивающийся указательный человеческий палец. Причем на пальце восседал скромный серебряный перстень Кукольника, с которым он не расставался с шестнадцатилетнего возраста. Пономарь замер, поняв, что его жизнь в гораздо большей опасности, чем раньше.

Глава 16

Санкт-Петербург, Ковенский переулок, 2004 год

Когда Никита, Наташа, Евгения и Лиза позвонили в дверь, им открыла стройная голубоглазая девушка немного старше двадцати лет. То была известная нам Монро. На ней была только длинная рубашка, достигавшая середины бедер, да изящные туфельки на высоких каблуках. Сквозь полупрозрачную ткань рубашки пикантно просвечивали красные трусики. Взгляд девушки, которым она окинула своих ночных гостей, был далек от трезвого, но в то же время внимательный и весьма многоопытный.

– Познакомьтесь, красотки, это Монро, – весело сказал Никита, целуя хозяйку, действительно чем-то напоминавшую незабвенную американскую киноактрису Норму Джин, в подставленную щеку.

– Заходите скорей, – мельком оглядев запоздалых гостей, потребовала она, – а то вы меня простудите.

Но не о простуде беспокоилась Надежда. Теперь она жила каждодневным ожиданием прихода бандитов или милиции. Причем надежду на приход вторых лелеяла куда больше, чем первых. Ведь после участия в заказном убийстве и фактически став сообщницей Тихого, она понимала, что теперь ей грозит или пуля в лоб, или тюремное заключение. А посему студентка-филологичка старалась не оставаться дома одна, устраивая в своей съемной квартире постоянные пьянки и оргии.