Мой брат – Че - [48]

Пяти партизанам удалось вырваться из ловушки, и они были еще живы, прячась где-то в окрестностях. Это были Гарри «Помбо» Вильегас Тамайо, Даниэль «Бениньо» Аларкон Рамирес, Леонардо «Урбано» Тамайо Нуньес, Давид «Дарио» Ардиасола и Гидо «Инти» Передо Лейге. Роберто теперь был убежден, что Эрнесто не мертв, что он пробрался сквозь расставленные сети вместе с ними. Ведь о его смерти объявляли так часто, а затем это опровергалось! И потом, боливийцы рассказали ему слишком много противоречивых историй. Он также решил, что нос Эрнесто на фотографии слишком тонкий, заостренный. А у Эрнесто был плоский нос.

Короче говоря, он покинул Боливию в неопределенности. Вместо того чтобы направиться прямо в Буэнос-Айрес, он решил поехать навестить мою сестру Анну-Марию в Тукумане. Она, очевидно, видела фотографии и не строила иллюзий.

Поездка в Боливию оказалась бесполезной. Роберто не узнал ничего нового по сравнению с тем, что он знал до отъезда. По возвращении семья собралась снова. Мы не знали, что и думать. По одной информации, Эрнесто погиб, по другой – нет. И тогда Фидель покончил с нашими сомнениями, позвонив нам на следующий день и подтвердив его смерть. Он хотел показать нам доказательства. И Роберто полетел в Гавану. Он был принят Фиделем, который сказал следующее: «Прости меня, но мы не можем отрицать очевидное. У нас есть все доказательства того, что это он». Один боливийский военный отправил дневник и руки Че на Кубу. Они были ампутированы, чтобы сохранить его отпечатки пальцев. Роберто буквально рухнул. На этот раз он вернулся в Буэнос-Айрес убежденным, что наш брат мертв. Новость потрясла моего отца. Нам сказали, что Эрнесто не пал в бою 8 октября, как это первоначально утверждали в боливийской армии, якобы он был убит 9-го числа (фотографии его пленения в школе Ла-Игеры будут опубликованы гораздо позже). Никто не верил в историю с кремацией. Это была сказка с целью предотвратить раскопки. Боливийская армия отказалась ждать прибытия федеральной полиции для опознания тела. Она даже послала куда подальше Мигеля Кремону, секретаря аргентинского посольства в Ла-Пасе.

Мы все пребывали в ужасном состоянии шока. Не обменявшись ни словом, мы приняли молчаливое решение: отныне мы будем говорить об Эрнесто только между собой. Селия и Роберто сдержали свое слово. До самой своей смерти Анна-Мария повторяла, что никогда не будет говорить о Че. Что же касается меня, то я объясню ниже причины того, что я, в конце концов, решил заговорить.

На Кубе о смерти Че Фидель заявил 15 октября. Были объявлены три дня национального траура. Через три дня на площади Революции Фидель произнес длинную памятную речь о своем погибшем друге. Это была трогательная дань его памяти, которая завершалась такими словами:

«Говоря о том, какими бы мы хотели видеть наших революционных бойцов, наших активистов, наших работников, мы не колеблясь заявляем: пусть они будут как Че! Говоря о том, каким бы нам хотелось видеть будущее поколение людей, мы должны заявить: пусть оно будет, как Че! Говоря о том, какими бы нам хотелось воспитать наших детей, мы твердо заявляем: мы хотим, чтобы они были воспитаны в духе Че! Если мы хотим представить себе образец человека не нашей эпохи, героя будущего, то положа руку на сердце скажу, что прототипом человека кристально чистого во всех своих поступках и поведении является Че! И от всего нашего пламенного сердца пламенных революционеров мы заявляем: мы хотим, чтобы наши сыновья были как Че!»

Мы наконец узнали правду о захоронении Эрнесто в конце 1995 года благодаря американскому журналисту Джону Ли Андерсону[62]. Ему пришла в голову мысль встретиться с боливийским генералом в отставке Марио Варгасом с бутылкой виски в руках. Выпивка помогла этому военному излить душу: он раскрыл правду. Андерсон узнал, что Че не был кремирован, его просто бросили в братскую могилу возле кладбища у аэродрома Валлегранде вместе с шестью его товарищами, арестованными вместе с ним: с Орландо Пантойя Тамайо, Аникето Рейнага Гордильо, Рене Мартинесом Тамайо, Альберто Фернандесом Монтес-де-Ока, Хуаном Пабло Чангом Наварро и Симеоном Куба Сарабиа. Только два свидетеля присутствовали на тайных ночных «похоронах»: водитель грузовика, ответственный за транспортировку тела, и тракторист, которому было поручено вырыть яму. Под угрозой смерти они поклялись сохранить все в тайне.

Боливийское правительство санкционировало эксгумацию через несколько дней после откровений генерала. Злые языки внезапно замолкли. Удивительное количество противоречивых доказательств стало достоянием общественности. Начались раскопки. Аргентинские и кубинские команды геологов и судебно-медицинских экспертов прибыли в Валлегранде, а перед ними шли сто десять солдат, которым было поручено следить за каждым их шагом. Раскопки длились более года. Останки семи тел были выкопаны 28 июня 1997 года. У одного из них были отрублены руки. Полковник, возглавлявший солдат, позвонил нам, чтобы сообщить об этом. Медики начали работу по идентификации всех останков, в том числе и останков Че.

На Кубе человеком, ответственным за ведение дела и проверку ДНК Эрнесто, был Рамиро Вальдес, бывший его товарищ по «Гранме» и Сьерра-Маэстре. Он позвонил нам и спросил, что бы мы хотели сделать с останками Эрнесто. Это был строго риторический вопрос, чтобы показать, что наше мнение имеет значение. К сожалению, не существовало никакого способа перевезти останки Эрнесто в Аргентину. Это не имело смысла. Страна не была готова принять его так, как он того заслуживал. Его тело было передано в Гавану 12 июля 1997 года, потом – в Санта-Клару, на место его победы, где он и был официально похоронен в присутствии членов семьи: его четырех живых детей (Ильда Беатрис умерла двумя годами ранее), Алейды Марч, его жены, Роберто, Селии, моих сводных братьев Гевара Эрра и меня.