Мотылек летит на пламя - [3]

Держа на руках спящего Томаса, Айрин с тревогой думала о том, что будет, если она не сможет купить билет на судно, и боялась заговорить об этом с О’Лири.

Наконец они оказались в Ливерпуле. Близился вечер. В море отражалось множество огней. По волнам скользили небольшие рыбачьи лодки и легкие парусники; пароходы с шумом вспенивали воду, выпуская из труб клубы белесого дыма.

Айрин ощутила полузабытый трепет, обычно возникавший тогда, когда человек приближается к призрачной грани, отделявшей настоящее от будущего, от воплощения мечты в реальность. Внезапно ей стало тяжело дышать, она с трудом глотала воздух, пропитанный запахом соленого тумана.

Гавань была запружена судами, пристани протянулись на сотни футов, бесчисленные мачты и снасти напоминали фантастический лес.

Айрин никогда не видела столько людей, собравшихся в одном месте, и страшно боялась потерять из виду Джона и Салли. Она пробиралась сквозь толпу, словно через какое-то месиво, не различая ни отдельных лиц, ни голосов, которые слились в мощный гул.

Вскоре Джону удалось выяснить, что все места на суда, отплывающие в ближайшее время, раскуплены. Это касалось не только пассажирских, но и грузовых кораблей. Тем не менее он, Салли и Айрин встали в хвост длинной очереди, которая вилась по причалу, как огромная змея, и, казалось, исчезала где-то за горизонтом.

От нечего делать Айрин принялась разглядывать стоявших рядом людей: непривычно тихих детей, похожих на живые скелеты женщин, мужчин с ожесточенными лицами и пустыми взглядами.

Вдоль очереди прохаживались следившие за порядком констебли в темно-синих куртках, еще она заметила женщину, которая выглядела иначе, чем люди в очереди. Ее фигуру скрывала черная накидка тонкого сукна, на шляпке трепетали перья, руки были засунуты в муфту.

Айрин заметила, что женщина высматривает в толпе молодых девушек, подходит к ним и тихо заговаривает, очевидно, что-то предлагая. Сама не зная почему, она попыталась спрятаться за спину Джона, однако женщина скользнула по ее лицу равнодушным взглядом и прошла мимо: Айрин выглядела слишком бледной и тощей.

Зато к ней подошли монахини, бесплатно раздававшие больным и ослабевшим от голода людям хлеб и чай.

Айрин жадно схватила горячую кружку, забыв поблагодарить, и, не чувствуя боли в обожженных руках, пила сладкую влагу осторожными маленькими глотками, словно стремилась продлить наслаждение. Через несколько мгновений по жилам разлилась приятная теплота, душа и тело согрелись и ожили, мозг проснулся и заработал, будто заново смазанный механизм.

Именно эта чашка чая позволила Айрин пережить весть о том, что у нее не хватит денег на билет. Ей пришлось признаться в этом, когда в ответ на ее вопрос Джон назвал примерную цену.

— Я согласна ехать в трюме!

— Мы и так поедем в трюме, других мест нет.

Айрин еще не знала о том, что суда с эмигрантами напоминают запаянные железные банки, внутри которых задыхаются десятки добровольных пленников.

— Вы не одолжите мне денег?

Джон хотел что-то сказать, но его опередила Салли. Ее лицо вытянулось, а глаза сделались злыми.

— Мы собирали их не один год и за это время потеряли двоих детей. Тебе же отец Бакли дал деньги просто так. А я не собираюсь этого делать!

— Я верну вам деньги, когда мы приедем в Америку.

— Где ты их возьмешь?

Айрин набралась храбрости и сказала:

— Мой дядя — богатый плантатор, он мне поможет.

Салли презрительно фыркнула:

— Ты веришь в эти сказки? Да кому ты нужна!

Айрин беспомощно посмотрела на Джона. Тот стоял, надев на лицо маску равнодушия, и молчал.

Она попятилась, а потом повернулась и побрела прочь. В эти минуты Айрин О’Келли стало ясно: голод не только иссушил тела людей. Он выпил их души, похитил ту сердцевину, без которой человек уже не человек, а всего лишь тень.

Айрин шла вдоль очереди, и постепенно ее охватывал ужас бездомного скитальца, на которого внезапно обрушились все беды мира. Она с завистью думала о тех, кто в эти минуты сидел в тепле и уюте, имел кров и еду.

Внезапно кто-то взял ее за локоть и развернул к себе. Перед ней стояла та самая женщина в черном: вблизи ее лицо казалось старше; несмотря на слой пудры, были видны жесткие складки у губ и сеть морщинок вокруг глаз.

Айрин почувствовала, что дрожит — не столько от холодного ветра, сколько от неприятного тягостного чувства.

— Нет денег на билет? — прямо спросила незнакомка.

Айрин кивнула.

— Ты с кем-то?

— Нет, одна.

— Сколько нужно доплатить?

— Два фунта.

— Еще столько же понадобится, чтоб не сидеть здесь несколько недель! — заявила женщина и заметила: — Не знаю, найду ли я для тебя клиента, но попробовать можно. Сколько тебе лет?

— Шестнадцать.

— Я думала, меньше. Скажем, что тебе четырнадцать. Ты девственница? И, надеюсь, у тебя нет вшей?

Айрин молчала. Женщина впилась в нее взглядом.

— Билеты в рай не достаются даром.

Поскольку Айрин по-прежнему не произнесла ни звука, незнакомка добавила:

— То, с чем ты боишься расстаться, вовсе не такое сокровище, как тебе кажется. Рано или поздно ты все равно подаришь его какому-нибудь шалопаю, а он и спасибо не скажет. Решайся. Завтра сможешь сесть на свой пароход.