Мосты Петербурга. В прошлом, настоящем и будущем - [2]

Из отрывка, приведенного выше, и из многих других историй, сохраненных для нас первыми биографами Петра, мы можем заключить, каким представлялся монарх наиболее образованным его подданным, разделявшим его взгляды и идеалы. И Петербург для них не просто город, не просто город-порт в «сухопутной» стране, много лет лишенной выхода к морю, и даже не просто новая столица с невиданной архитектурой и новым образом жизни — он «вымечтанный» идеал Петра, идеал, воплощенный сначала в земле и дереве, а потом и в камне. Они понимали, почему Петр называл свое детище: город, построенный фактически на болоте с весьма тяжелым климатом и плохо приспособленный для жизни, — «парадизом», то есть земным раем. Так, в 1710 г. он писал Меншикову: «…и вас бы нам здесь видеть, дабы и вы красоту сего Парадиза (в котором добрым участником трудов был и есть) в заплату трудов своих, с нами купно причастником был, чего от сердца желаю. Ибо сие место истинно, как изрядный младенец, что день, преимуществует». Возможно, здесь игра слов и символов, которую так любили в начале XVIII в. и которой Петр был не чужд как просвещенный европейский государь: святой Петр хранит ключи от Рая, а город, названный его именем, является ключом от моря и от нового европейского будущего России. Конечно, такой город заслужил название «Парадиза», несмотря на нездоровый климат!

И очень рано одним из символов этого рая стали мосты. Думаю, вы уже вспомнили, а если нет, то легко вспомните продолжение пролога к «Медному всаднику»:

Прошло сто лет, и юный град,

Полнощных стран краса и диво,

Из тьмы лесов, из топи блат

Вознесся пышно, горделиво;

Где прежде финский рыболов,

Печальный пасынок природы,

Один у низких берегов

Бросал в неведомые воды

Свой ветхой невод, ныне там

По оживленным берегам

Громады стройные теснятся

Дворцов и башен; корабли

Толпой со всех концов земли

К богатым пристаням стремятся;

В гранит оделася Нева;

Мосты повисли над водами;

Темно-зелеными садами

Ее покрылись острова,

И перед младшею столицей

Померкла старая Москва,

Как перед новою царицей

Порфироносная вдова.

Конечно, на самом деле строительство новой столицы продолжалось не одно десятилетие. Она не возникала в одночасье, и ее первоначальный облик был совсем не похож на то, что видел Пушкин, и тем более на то, что видим сейчас мы. И конечно, очень важную роль в планировке города, растущего, по сути, на архипелаге островов в Невской дельте, сыграли мосты. Об этой роли, о том месте, которую заняли мосты в архитектуре, а главное — в истории города и его жителей, и расскажет эта книга. И начнем мы, как водится, с самого начала.

Часть 1 Как наводили мосты в петербурге xviii века

Нюенсканс и Питербурх

Пушкин допустил еще одну поэтическую неточность: Петр не возводил новый город посреди дремучего леса. Значение Невы как торгового пути, соединяющего Балтийское море с Ладожским озером, было очевидно еще в Средние века. В XIV в. новгородцы поставили на Ореховом острове, на месте, где Нева вытекала из Ладожского озера, крепость, которую так и назвали — Орешек. Позже здесь заключили Ореховский мир — первый договор новгородцев со шведами, который определил границы «зон влияния» обоих государств в Карелии. В XV в. крепость отошла в подчинение Москвы, в начале XVII в. вновь захвачена шведами и стала называться Нотебургом, позже русским потребовалось немало усилий для того, чтобы отвоевать ее.

Не оставляли шведы без внимания и устье Невы. Еще в 1300 г., в ходе одного из военных столкновений Новгорода со Швецией, шведы поставили крепость Ландскрону на Охтинском мысе, при впадении реки Охты в Неву, в трех днях пути от ближайших новгородских крепостей Копорья, Ладоги и Корелы. В Новгородской летописи говорится: «придоша из замория свей в силе велице в Неву, приведоша из своей земли мастеры, из великого Рима от папы мастер приведоша нарочит, поставиша город над Невою на усть Охты рекы, и утвердиша твердостию несказанною, поставиша в нем порокы, похвалившеся оканьнии, нарекоша его Венець земли». Ландскрона, гарнизон которой состоял из 300 человек, почти вдвое крупнее Выборгской крепости, была окружена двумя рвами и имела восемь башен. Но просуществовала она совсем недолго и была сожжена 18 мая 1301 г. новгородскими войсками во главе с великим князем Андреем, сыном Александра Невского. Летописец сообщает: «град взят бысть, овых избиша и исекоша, а иных извязавше поведоша с города, а град запалиша и розгребоша». Тем и закончилась первая попытка шведов отрезать своих соперников, новгородцев, от побережья Балтийского моря.

Новгородцы не стали возводить свою крепость на месте поверженной Ландскроны, но там основали поселение, в начале XVI в. превратившееся в небольшой город Невское устье с церковью Михаила Архангела, пристанью, таможней и гостиным двором. По-видимому, Невское устье быстро стало бойким торговым местом, сюда прибывали корабли из Выборга, Ивангорода, Ладоги, Нарвы, Новгорода, Норчепинга, Ревеля и Стокгольма.

С началом Смутного времени шведы снова стали проявлять интерес к этой территории. Крепость назвали Нюенсканс, что в переводе со шведского означало «Невское укрепление», но позже в литературе закрепился немецкий вариант ее названия — Ниеншанц. Ее построили на том же месте, что и Ландскрону, в 1611 г. Во время Русско-шведской войны 1656–1661 гг. Ниеншанц был взят и разрушен русскими войсками. Однако после войны он и окружающие территории остались за Швецией. На правом берегу Охты под защитой крепости вырос город Ниенштадт, который в основном заселили выходцы из Финляндии. Постепенно его обнесли внешним кольцом укреплений — люнетами с батареями и рвами — от берега Невы и до берега Охты. Город и крепость соединял мост, переброшенный через Охту. Город и крепость просуществовали 85 лет.