Мост на Жепе - [3]

Когда Добрая Власть и Благородное Искусство

Протягивают руки друг другу,

Рождается такой прекрасный мост

На радость подданным и во славу Юсуфа

Во веки веков.

Внизу стояло изображение печати визиря в овале, поделенном на два неровных поля: на большем было начертано: «Юсуф Ибрахим, преданный раб божий», а на малом – девиз визиря: «В молчании – надежность».

Долго сидел визирь над этим прошением, опершись одной рукой на листок, а другой – на расчеты и эскизы зодчего. Последнее время прошения и письма все чаще повергали визиря в глубокую задумчивость.

Летом минуло два года со времени опалы и заточения визиря. Первые месяцы после возвращения к власти визирь не замечал в себе никаких перемен. Он достиг расцвета сил, когда полнее всего ощущается бесценная сладость жизни; он победил своих врагов и был могущественнее, чем когда-либо прежде; глубиной своего недавнего падения Юсуф мог измерить теперь высоту своего величия. Но чем дальше, тем настойчивее тревожил визиря признак темницы. И если порой ему удавалось отогнать черные мысли, то обуздать сны было не в его власти. Долгими ночами визиря мучили кошмары заточения и тенью неосознанного ужаса преследовали его наяву, отравляя дни.

Великий визирь стал как-то чувствительнее к окружающим его вещам. Вещи, которых раньше он не замечал, теперь раздражали его. Он приказал заменить бархат в своем дворце светлым сукном, которое было гладко и мягко на ошупь и не скрипело под рукой. Он возненавидел перламутр, ибо в его воображении перламутр олицетворял холод пустоты и одиночества. При одном взгляде или прикосновении к перламутру у визиря стыли зубы, а по коже пробегали мурашки. Мебель и оружие, инкрустированные перламутром, были удалены из его покоев.

Юсуф начал ко всему относиться со скрытым, но глубоким недоверием. С некоторых пор в душу его закралась страшная мысль: любой поступок человека и любое его слово могут принести зло. И потенциальной возможностью зла стало веять от всего, что Юсуф слышал, видел, говорил или думал. Визирь-победитель ощутил страх перед жизнью. Так незаметно для самого себя он вступал в то состояние, которое является первой фазой умирания, когда человека больше занимают тени вещей, нежели сами вещи.

Этот недуг, прочно угнездившись в нем, разъедал ум и сердце визиря, и не было никого, кому он мог довериться и признанием облегчить свою душу. Когда же, закончив свою разрушительную работу, пагубная отрава обнаружит себя, то и тогда о ней никто не узнает, и люди просто скажут: смерть. Никто ведь и не подозревает, сколько великих и сильных мира сего неслышно носят в себе невидимую для глаз, но неотвратимую смерть.

В то утро после бессонной ночи визирь, как обычно, чувствовал себя усталым, но был спокоен и сосредоточен; веки его налились тяжестью, а лицо как бы стянула утренняя свежесть. Визирь думал об умершем зодчем-чужестранце и о тех бедняках, которые будут есть заработанный им хлеб. Он думал о мрачной горной Боснии (воображение всегда рисовало ему Боснию в мрачных тонах!), где даже священный свет ислама бессилен рассеять мрак, где угрюмый нищий люд прозябал в темноте и невежестве. И сколько же таких заброшенных уголков на этом свете? Сколько неукротимых рек без мостов и брода? Сколько поселений без питьевой воды и мечетей без радости и красоты?

И перед внутренним взором великого визиря вставал мир, до краев наполненный беспредельной нуждой и страхом, разнообразным и многоликим.

Солнечные зайчики прыгали по зеленой черепице садовой беседки. Взгляд визиря упал на стихи вероучителя; он поднял руку и дважды их перечеркнул. Помедлив, перечеркнул и правое поле своей печати, где было начертано его имя. Остался девиз: «В молчании – надежность». Некоторое время Юсуф колебался, но потом снова поднял руку и решительно перечеркнул девиз.

Так мост остался безымянным.

Там, в далекой Боснии, он по-прежнему сверкал на солнце, мерцал в неверном свете луны и перебрасывал людей и скот с одного берега на другой. Постепенно сровнялся с местностью круг разрыхленной земли и строительного мусора, неизменно возникающий около новостройки; народ растащил и вода унесла обломки лесов и досок, а дожди смыли следы работы каменотесов. Но природа не приняла этот мост также, как и он сам не мог слиться с природой. Со стороны белоснежная, смело выгнутая арка казалась путнику одинокой и чуждой всему, что ее окружало, она поражала, как светлая мысль, случайно залетевшая сюда и запертая сомкнувшимся кольцом угрюмых и диких гор.

Человек, рассказывающий эту легенду, был первым, кому вздумалось разузнать о происхождении безымянного моста. Однажды под вечер, усталый, он возвращался с гор и присел возле каменного парапета отдохнуть. Стояли жаркие летние дни и прохладные ночи. Прислонившись спиной к плитам моста, человек ощутил ласковую теплоту дня, которую сохранил камень. Человек вспотел, с Дрины тянуло холодным ветерком, и странно поразило его прикосновение нагретого солнцем обтесанного камня. Человек и камень сразу поняли друг друга. И человек тогда же решил написать его историю.

ПОЯСНИТЕЛЬНЫЙ СЛОВАРЬ

Ага – землевладелец, господин, уважительное обращение к состоятельным людям.