Мост на реке Бенхай - [77]

Но и это не все. За три последних года деревня Л. почти тридцать раз подвергалась воздушным налетам американских пиратов! Мало того: враг дважды совершал сюда «усмирительные» рейды на вертолетах. Мои собеседники показывают места вблизи деревенской околицы, где приземлялись ХУ-1-А и ХУ-1-В — «машины, несущие мучительную смерть», как их назвали крестьяне. Тридцать человек были смертельно обожжены и тяжело пострадали от напалмовых бомб!

Когда речь заходит о зверствах американцев и их сайгонских марионеток, стоящая рядом со мной молодая женщина показывает мне пятилетнего мальчика, уцепившегося за ее руку:

— Fro нам удалось спасти, хотя он был тяжело обожжен. Но его восьмилетний брат, мой старший сыночек, сгорел заживо…

Женщина до крови закусила губу и отвернулась, скрывая горькие слезы. Я смотрю на темные глубокие шрамы, которые капли напалма оставили на лице, спине и голове малыша, и мне не хватает дыхания… О, как бы я хотела сейчас показать этого полуживого ребенка и его убитую горем мать всем американским матерям! Особенно тем, которые так беззаботно тратят доллары, заработанные их мужьями — наемными убийцами — на крови беззащитных вьетнамских женщин и детей…

Во время проведения карательных экспедиций погибло несколько сотен жителей деревни Л. Желая устрашить оставшихся в живых крестьян, жандармы-варвары отрубили головы четырем местным жителям, вскрыли им животы, извлекли и бросили собакам внутренности, а печень съели… За пять лет бандитами сожжено четыреста домов. Некоторые из них — заботливо восстанавливаемые всей общиной — горели трижды и четырежды..

— Изверги уничтожили около 40 тонн падди[29], — перечисляет Бань, — убили более трехсот волов и буйволов… Зачем?

— Они говорят, — вмешивается в разговор один из моих собеседников, — что «убить одного крестьянина — это значит убить десять вьетконговцев. Убить же одного буйвола равнозначно тому, что убить десять крестьян». Вот какие они, эти бандиты!

* * *

Американо-сайгонские каратели хорошо знают, какой мощной опорой Движению Сопротивления стало население деревень Южного Вьетнама. Поэтому враг не брезгует никакими гнусными средствами, чтобы терроризировать и мучать крестьян.

Любой ценой и любыми путями враг пытается «усмирить» непокорную деревню Л. Несколько раз ее атаковали М-113— американские амфибии Во всех этих разбойничьих экспедициях, включая десанты на вертолетах, участвовали американцы. Четырежды только в одном 1960 году сайгонский режим пытался загнать народ за колючую проволоку и создать в Л. одну из пресловутых, «стратегических деревень». Тщетно!

Все больше и больше сельской молодежи уходило в партизанские отряды и в части Армии Освобождения. Группы территориальной самообороны возникли здесь, в 1960 году. Сейчас деревня освобождена. Но все равно, приходится ждать возможного нападения врага.

Поэтому партизаны все время начеку.

…Захожу в дома — просто невозможно отказаться от сердечных приглашений солдатских матерей. Одна из хозяек просит меня непременно попробовать тонкие, как облатки, почти прозрачные лепешки из соевой муки — блюдо, которое особенно любят в деревне. Поглощая аппетитные, хрустящие лепешки, я не забываю записывать рассказ хозяйки:

— Мое имя Тхи Ан. Мне уже семьдесят пять лет. Мой муж погиб еще в период первого Сопротивления — убили в бою. Родила я двенадцать детей, а воспитать мне удалось только семерых. Но не все они дожили до нынешнего дня: в 1957 году сайгонцы убили одного из моих сыновей… Молоденький еще был, всего двадцать лет. Меня тогда продержали в тюрьме несколько месяцев… Три сына и обе дочери сейчас далеко от меня — в лесу, борются против тех, что приплыли из-за моря. Из пятерых внуков трое стали связными в Сопротивлении.

— Тяжело жить одной?

— Что вы! Со мной невестка и остальные внуки. У меня два гектара земли — мне ее дала народная власть в 1947 году. Правда, потом враги отобрали ее, но вскоре пришел Фронт и снова вернул мне мой участок. Ну и люди тоже помогают…

В соседней хижине живет Динь Нят, «солдатский отец». Он вдовец: жена умерла несколько лет назад. Четыре его сына, одна из дочерей, зятья и двое внуков участвуют в Сопротивлении. У него есть участок земли в 2,5 гектара. Старик еще бодр, работает без устали и не поддается никаким болезням.

— Вместе со мной в этом доме живет одна из моих дочерей, — рассказывает Нят. — Мы с нею, да при помощи соседей, отстроили дом, разрушенный вражеской артиллерией в 1960 году. Если понадобится, у меня хватит сил, чтобы построить его вторично…

В хижину набиваются женщины. Они приносят с собой уже не связки бананов, а прямо охапки. Многие тащат крупные кокосовые орехи. Весть о гостье из-за рубежа молниеносно разнеслась по деревне.

Занятые беседой, мы совсем забываем о времени. Данг торопит: нам предстоит пройти еще через одну деревню. И вот мы уже прощаемся, крепко жмем руки гостеприимным хозяевам. Но… приходится вернуться! Оказывается, сельский «беспроволочный телеграф» действует безотказно: из соседней деревни, где узнали о нашем прибытии, пришли два пожилых крестьянина. Они настойчиво просят зайти к ним. К сожалению, приходится отказаться — не по пути. Тогда они просят хотя бы послушать, как идут у них дела…