Мост - [14]

— Да вот ушел ты. Обиделся…

«Нет, не в бабушку ты. Свой, видать, у тебя характер. Бабушка обиду забывала через пять минут, а ты целых четыре часа сердился».

Захар твердо решил больше не подымать на сына руку.

…В Базарной Ивановке все было не так, как в Чулзирме. Русские жили не «на том боку», как в Каменке, а вперемешку с чувашами. Чувашские ребятишки играли вместе с русскими. Румаш до переезда сюда кроме чувашского языка знал башкирский и лишь несколько русских слов. В Ивановке вскоре освоился и хорошо научился говорить по-русски.

Румаш в Ивановке все воспринимал как диво. Сразу за домом рос крупный кустарник — черемушник и калина. В ста шагах от огородов петляла речка Тригенник, бегущая в родную Ольховку. Улица, на которой поселилась семья Захара, поразила Румаша своей длиной. В сухую погоду никто не ходил по ней, кроме босоногих малышей, загребавших ногами горячий песок. Пешеходы обычно брели в другой, Базарный конец вдоль нижнего порядка по тропинке, вьющейся в густой, высокой траве. Речка, кое-где подступала к самой тропинке, приглашая окунуться. А как пройдешь по жаре без того, чтобы не охладиться в воде!

Румаш, побывав впервые на Базарном конце, спросил отца:

— Базарный конец — это село или город?

Отец спросил в свою очередь:

— А откуда ты знаешь — какой город? Ты же никогда там не был.

— А ты говорил, что там дома кирпичные и двухэтажные, а если деревянные, то крашеные и не бревенчатые. А еще, что в городе много лавок. И в Базарном конце много.

— Верно, там четыре магазина и шестнадцать лавок. Да еще в дни ярмарки открываются разные ларьки и палатки. На то она и Базарная Ивановка.

— Но ведь и в Кузьминовке базар есть. Там один магазин и три лавки. Почему им, кузьминовским, хватает, а ивановским не хватает? — приставал Румаш.

Захар когда-то и сам удивлялся Базарной Ивановке. Село большое, но пять дней в неделю торговцы только грызут семечки, сидя или стоя у дверей своих заведений. Но дождавшись базарных дней, Захар понял: ивановский базар — это десять кузьминовских ярмарок. Приезжали сюда за пятьдесят — шестьдесят верст. До губернского города было около четырехсот. До ближайшей железнодорожной станции Сороки — сто с гаком. Вот почему в Базарную Ивановку съезжались крестьяне за покупками, кустари, чтобы сбыть изделия, лавочники из других деревень за товаром…

Выслушав рассказ отца, Румаш спросил:

— А еще есть такие села, кроме Ивановки?

Захар, подумав, ответил:

— Да, в Оренбургской губернии есть. Шарлык, Богдановка… Но там базары поменьше, да и купцы оттуда ездят сюда за товаром.

— А где берут товар наши купцы?

— А ездят в Сороку.

— А почему не в Оренбург?

— Далеко — товар обойдется дороже. Но иногда видят выгоду, ездят и в Оренбург и в Самару.

Зимой в Ивановке что ни день, то масленица. Богатые купцы и другие именитые люди села ежедневно под вечер устраивают катанье. Рысаки да тройки, саночки с высокими спинками, ковры, медвежьи шкуры, волчьи тулупы, расписные дуги, сверкающая серебром, звенящая малиновым звоном сбруя… Одно загляденье! Улица широкая, есть где разъехаться встречным санкам, длинная — есть где разбежаться лихим тройкам. Чудесное зрелище. Ребятишки сгрудились у самой дороги, за ними, ближе к домам, стоят парни, а у самых ворот — бородатые мужики. Правда, не все любуются мелькающими расписными санками, иные просто ждут конца катания. Тогда пробьет час кулачного боя.

Вот эти грандиозные ку́лачки больше всего поразили чулзирминских переселенцев. Начинали ребятишки, потом вступали безусые парни, а завершали бой усатые и бородатые братья и отцы.

Румаш не раз возвращался домой с «фонарем» под глазом или окровавленным носом. А однажды с выбитым зубом. Захар сначала пытался запретить сыну опасную забаву, но вскоре убедился в правильности русской пословицы: «С волками жить — по-волчьи выть». Третьим дивом ивановской зимы для Румаша были коньки. Мальчишки побогаче катались на стальных коньках, победнее — на самодельных деревянных. Румаш мечтал о стальных, а пока приладился мастерить дубовые. Но оказалось, что на стальных можно бегать только по гладкому льду, а на дубовых — везде: и по накатанной санями дороге, и по льду, запорошенному снегом, и с горки, по твердому насту. Нет, не стоит мечтать о стальных коньках.

Румаш окончил здесь, в Чувашском конце, третий класс, поступил в училище на Базарной площади, близ церкви. Выучив дома уроки, он помогал отцу. Каждый вечер с нетерпением ждал, когда на свет лампы-«молнии» сойдутся друзья отца и потечет тихая беседа, иногда переходящая в громкий спор.

Дядю Мороза малец не понимал как следует, тот больше помалкивал. С Тимкки пичче он дружил с того самого дня, когда они вместе урезонили пьяного Пузара-Магара в Чулзирме. А больше всего Румаш любил татарина-коробейника. Батый — так его прозвал Румаш — играл с мальчиком, рассказывал смешные истории. Иногда, летом, брал с собой в соседние села. От него Румаш научился татарскому языку.

Проводив отца на фронт, Румаш пошел наниматься в приказчики к Еликову, которому Захар сдавал конскую сбрую.

— A-а! Сынок шорника, — значит, тоже Тайманкин будешь? — встретил его пузатый купец.