Мост дружбы - [2]

И я постараюсь описать то, что видел там своими глазами, познакомить читателя и с директором Вековым, и со старым такелажником Денисюком, меня еще помнящим, и с молодым инженером Степаном Корневым, занявшим былое мое место главного механика, и с его маленьким братишкой Андрюшей, в котором я усмотрел задатки человека, способного осуществить великую техническую мечту, которой я и посвящаю свой роман.

Глава первая. Лед и металл

Генеральный директор промышленного объединения «Светлорецкий завод» Веков удивил всех, явившись в заводоуправление в былой своей генеральской форме, тридцать с лишним лет хранившейся в его шкафу. Но было это отнюдь не причудой старого ветерана, а психологическим расчетом. Это было единственным, чем он дал понять о значении поставок высококачественного металла, который издавна спорил со шведским. И надел он былую форму именно тогда, когда выполнение поставок оказалось под ударом.

Войдя в кабинет и скинув шинель, директор включил селекторную связь:

– Семнадцатый? Я Веков. Держитесь? Знаю, что вам нужно. У меня этого нет. Останавливаться запрещаю. Отвечаете головой.

В тоне его был лед, в голосе – металл.

Седеющие брови генерального сошлись. Селектор сигналил.

– Кто? Докладывайте. Вы понимаете, что это значит? Равносильно прорыву фашистского танкового корпуса. Не приходилось? А мне приходилось. И приходится нам всем припомнить теперь, что это такое. Насколько понизился уровень? Катастрофа, говорите? Паника? А где Корнев? Все едет?

Директор встал и неожиданно оказался низенького роста. Военная выправка у него уже не чувствовалась, но лицо с тяжеловатыми чертами было сурово, седая голова стрижена ежиком, темные глаза жгли. В свои семьдесят лет он был полон сил и энергии.

Генеральный повернулся на характерный звук, присел и взял трубку крайнего телефона.

– Я Веков. Докладываю, товарищ министр. Положение угрожающее. Мороз против нас. Уровень воды снижается. Понимаю. Останавливаться запретил. Жду толкового человека. Доложу.

Генеральный задумчиво положил трубку, тяжело вздохнул и на мгновение опустил голову, но тотчас вздрогнул, как от выстрела, повернулся к селектору:

– Начальник транспорта! Где поезд? Когда же он придет, черт возьми? Остановите движение по всей дороге, гоните состав молнией. Хоть сами толкайте на подъемах. Там мой главный механик. Выполняйте.

Потом переключил селектор:

– Штаб! Как у вас? Понижается? А вы сидите у проруби и ждете погоды? Или когда ваш пруд превратится в пар вместе со льдом? Мысль нужна, новые идеи, действие, борьба!

Веков бессильно откинулся на спинку кресла. «Под Волховом трудно было, когда Петька Корнев погиб, верный его помощник. Что ж, молодые они тогда были. Но теперь-то еще напряженнее, если на то пошло! Эх, Петька, Петька, дорогой мой капитан! Внука твоего к себе главным механиком взял. На него теперь вся надежда. Вот если бы ты здесь был, что-нибудь придумал бы! А он все едет! Мало ему широкой колеи из Магнитогорска, узкоколейку старую выбрал. Вот теперь и тащится, как паровозик детской железной дороги!» И генеральный даже плюнул в сердцах.

Поезд, которого так ждал директор, приближался к Светлорецку. В нем ехал молодой инженер Степан Корнев вместе с младшим братишкой Андрюшей, которого взял у больной бабушки. Родители их еще пять лет назад погибли под Свердловском в автомобильной катастрофе. Обеспечив бабушку уходом, – она со времени эвакуации из Ленинграда так и жила с детьми, а потом с внуками, застряв в маленьком уральском городке, – Степан забрал Андрюшу. Ехать кружным путем через Магнитогорск было далеко, а по узкоколейке, построенной из экономии акционерами еще до революции, рукой подать. Хорошо, что Веков оживил эту «игрушечную дорогу», чтобы иметь выход на две магистрали и интенсивнее работать заводу.

Андрюша от этого путешествия со старшим братом был в восторге.

Его занимало все: и паровозики, смешные, совсем игрушечные – ему больше всего хотелось поуправлять таким паровозиком, – и крохотный пассажирский вагончик, словно предназначенный для ребят, но переполненный сейчас дядями и тетями, и забавная узкая колея, по которой можно идти, расставив ноги – одним валенком по одному рельсу, другим – по другому.

В замерзшем окошке вагончика Андрюша горячим дыханием протаял глазок и с замиранием сердца смотрел на округлые горы со снежной проседью лесов, на тяжелые, опушенные белым мехом лапы подступавших к поезду елей, на скованную льдом речку, похожую на занесенное шоссе, вьющееся рядом с колеей.

Но больше всего занимал Андрюшу его старший брат Степан, которого он так давно не видел. Крупный, несколько грузный для своих лет, чуть скуластый, как и Андрюша, но с тяжеловатой нижней частью лица, с густыми, властно сведенными бровями, уверенный, немногословный, он олицетворял для Андрюши силу, ум, благородство… Если бы не присущая старшему брату сдержанность, Андрюша так и сидел бы рядом с ним и держался за его большую жесткую руку. Но мальчик боялся выдать себя и наблюдал за братом исподтишка – с любопытством и гордостью.

Еще бы! Ведь Степана, несмотря на его молодость, назначили главным механиком огромного металлургического завода.