Мост через реку Квай - [2]

Полковник запретил выходить из строя. Он заявил, что хочет видеть старшего офицера. Но офицеров не было, ни старшего, ни младшего; к тому же японцы не понимали, чего от них хотят. Они озлились. Солдаты угрожающе вскинули автоматы, а унтер-офицер что-то хрипло прокричал, указывая на строй. Полковник приказал всем оставаться на месте, невозмутимо повторил свое требование. Англичане беспокойно косились на Никольсона; Клиптон подумал про себя, что полковник вполне способен положить их на месте в угоду принципу. Но в этот момент подъехала машина с японскими офицерами. На одном были майорские знаки различия. За неимением лучшего полковник Никольсон решил сдаваться ему. Он скомандовал полку «Смирно!». Откозырял по всем правилам майору и, отстегнув от пояса кобуру с револьвером, исполненным достоинства жестом протянул.

При виде такого подарка майор отпрянул; потом, похоже, смутился и, чтобы скрыть это, грубо захохотал. Свита тут же подхватила смех. Полковник Никольсон пожал плечами и надменно выпрямился. Коротким кивком он велел солдатам грузить оружие в кузов.

* * *

В лагере для военнопленных под Сингапуром полковник Никольсон упорно сохранял англосаксонскую выдержку перед лицом бестолковых действий победителей. Находившийся при нем Клиптон уже тогда спрашивал, что делать — благодарить или ругать его за это.

Так, в силу отданных полковником распоряжений солдаты его полка вели себя лучше и питались хуже остальных. Пленным из других частей удавалось иногда, обманув охрану или при ее содействии, «слямзить», как они говорили, то есть раздобыть, пару банок консервов или чего-нибудь съестного в разбитых бомбами домах сингапурского предместья. Это сильно подкрепляло скудный лагерный рацион. Но полковник Никольсон объявил, что не потерпит у себя мародерства. С помощью офицеров он заклеймил позором подобные случаи, сказав, что английский солдат обязан преподать своим временным победителям наглядный урок безупречности в поведении. Кроме того, он стал проверять исполнение своего приказа, тщательно обыскивая бараки. Беседы о честности, которую обязан блюсти солдат в чужой стране, составляли лишь часть его воспитательной работы.

Убежденный, что праздность как ничто снижает воинский дух и вызывает разложение, полковник организовал программу заполнения досуга. Он заставлял офицеров читать солдатам вслух и обсуждать с ними разделы воинского устава, проводил контрольные опросы и выдавал поощрения в виде благодарностей за своей подписью. Естественно, что вопросам укрепления дисциплины уделялось на этих занятиях особое место. Периодически указывалось на необходимость приветствовать старших по званию, даже будучи в лагере для военнопленных. Таким образом, рядовые, которые обязаны были еще отдавать честь всем японцам без различия чинов и званий, рисковали в случае оплошности получить удар прикладом от караульного либо нагоняй от полковника. В особых случаях тот мог заставить провинившегося стоять несколько часов по стойке «смирно» после отбоя.

То, что солдаты безропотно подчинились спартанским порядкам, заведенным их командиром, хотя тот сам подвергался всем лагерным унижениям, восхищало Клиптона. Доктор не мог лишь взять в толк, что это было — следствие уважения к полковнику или результат получаемых преимуществ? Дело в том, что полковник, требуя от солдат выполнения устава, вместе с тем упрямо добивался от японцев следования параграфам «Сборника законов о ведении войны», куда входили Женевская и Гаагская конвенции. Эту книжицу он спокойно совал под нос японцам всякий раз, когда те допускали отступления от международных правил. Кроме того, росту авторитета полковника, без сомнения, способствовали физическая стойкость и полное пренебрежение к выпадавшим на его долю побоям. В случаях, когда японцы нарушали параграфы закона об обращении с военнопленными, он не ограничивался изъявлением протеста. Он вмешивался самолично. Однажды караульный, отличавшийся особенно жестоким нравом, избил его в ответ на отказ исполнить незаконное требование. Но полковник все же добился отмены незаконного распоряжения и наказания караульного.

Выходило, что в лагере действует режим Никольсона — еще более драконовский, чем у японцев.

— Главное, — говорил полковник Клиптону, когда тот указывал, что в сложившейся обстановке с рядовыми следовало бы обращаться помягче, — ребята должны помнить, что в лагере мы остаемся их командирами. Мы, а не эти японцы. Иначе они перестанут быть солдатами и превратятся в рабов.

Как всегда, беспристрастный Клиптон должен был согласиться, что в рассуждениях полковника есть логика, а его поступки продиктованы лучшими намерениями.

II

Эти месяцы, проведенные в Сингапуре, пленные вспоминали сейчас, как эру благоденствия, и тяжко вздыхали, сравнивая их с теперешней жизнью в негостеприимном таиландском краю. Их везли сюда в поезде бесконечно долго через всю Малайю, а затем гнали пешком сквозь джунгли; ослабевшие в тяжелом климате от недоедания, люди побросали дорогой все, что у них было. А легенды, уже слагавшиеся вокруг будущей железной дороги, никак не прибавляли бодрости.