Москвины: «Лед для двоих» - [50]

В то время, когда только начал раскрываться талант Юры Овчинникова, у меня пошел отсчет по годам тренерского стажа. Мы с Игорем Борисовичем оказались на совместном сборе (он привез туда Овчинникова), и какое-то время я работала рядом с ними на одном катке. Наблюдение за великолепным спортсменом и прекрасным тренером, их общение на занятиях и на отдыхе вылились для меня в хороший семинар по тренерскому мастерству.

Игорь Борисович начинает работу с учениками сразу с подбора музыки, как правило классической или из нового балетного спектакля. Когда-то он поставил Бобрину программу под музыкальные пьесы Мусоргского «Картинки с выставки», и это, безусловно, было тогда новаторством. Выбор Москвиным музыки для спортивных пар всегда предусматривает и предопределяет образность программы, четкое взаимодействие партнеров, а не автоматическую параллельность движений. К тому же на протяжении всего проката Москвин требует от партнеров не терять выработанных взаимоотношений, то есть постоянно придерживаться, даже в момент подготовки к выполнению сложного элемента, того образа, который в данной композиции придумали тренер и хореограф, что в парном катании сделать очень сложно.

Композиция Москвина — это не просто скольжение из угла в угол с накручиванием сложных элементов. В его программах всегда есть идея или, другими словами, чисто балетная канва. Впечатление такое, будто он перед постановкой пишет либретто…

В короткой программе Селезневой и Макарова, показанной на Олимпийских играх в Сараеве, он удивил всех, поставив им ее на блюз — мелодию, принятую у танцоров. Если пары и используют блюз, то только в произвольной программе, но никак не в короткой. И то, что показали Селезнева и Макаров, действительно настоящий танцевальный блюз, с совершенно неординарными соединениями между элементами. Такой эксперимент, с одной стороны, риск, а с другой — новый путь в парном катании, где всем уже надоели заученные диагонали — в одну сторону прыжки, в другую — поддержки. Риск заключается в том, что сложность нестандартных соединительных шагов между элементами отнимает у спортсменов много сил. К тому же необычный подход к обязательным элементам короткой программы забирает уйму времени в репетиционной работе.

Спустя 25 лет после того, как книга была написана, Тарасова сказала о Москвине:

Самая уникальная черта Игоря Борисовича заключается в том, что даже на девятом десятке лет он не успокоился и не хочет ни отдыхать, ни почивать на лаврах. Однажды я видела, как Москвин работает с восьмилетней девочкой. Смотрела со стороны на эту картину и думала: «Как же тебе повезло, девочка…»

Ему 81 год и он каждый день на работе. Полноценно занимается любимым делом. Когда он на катке, то каждый человек там чувствует себя защищенным. Как маленький ребенок со своим отцом. И это ощущение совершенно не зависит от того, катаешься ты сам на льду, или стоишь на тренерской скамейке. До сих пор, когда он обращается ко мне «Танечка», я чувствую себя совсем маленькой девочкой. А нам ведь всем нравится чувствовать себя детьми. И каждому в глубине души хочется, чтобы это состояние длилось как можно дольше.

* * *

— Как вы считаете, Москвин — удачливый тренер? — спросила я как-то коллегу Игоря Борисовича, выдающегося тренера и выдающегося (по словам Москвина) «технаря» Виктора Кудрявцева.

— Да, — не задумываясь ответил тот. — Хотя…

В разговоре повисла длинная пауза. Кудрявцев словно прокручивал в голове историю своих отношений с Москвиным, вспоминал что-то давно забытое. Наконец сказал:

— Можно, наверное, посчитать, что Игорю Борисовичу не очень везло. Игорь Бобрин стал чемпионом Европы после того, как перешел тренироваться к другому специалисту, потом случилась эта дурацкая история с дисквалификацией Олега Макарова… Но даже несмотря на все это, тренерская судьба у Москвина все-таки была счастливой. Как бы то ни было, он подготовил двукратных олимпийских чемпионов. Это такое выдающееся достижение, что если потом у тренера больше никогда не получается даже приблизиться к этому уровню, его карьеру уже не назовешь неудачной.

Если бы пары Белоусова — Протопопов у Москвина не было, вполне допускаю, что он мучился бы от собственной нереализованности, — продолжал Кудрявцев. — От того, что не сумел полностью раскрыть себя в профессии. Москвин ведь очень честолюбив и всегда был таким. Но главное, как мне кажется, заключалось в том, что он всегда работал в свое удовольствие. И несмотря ни на какие неприятности, беззаветно любил фигурное катание.

Наше знакомство произошло, когда в 1960-м я закончил институт физкультуры. Сразу после этого мы с Москвиным проводили совместный тренерский семинар в Санкт-Петербурге. Мне было тогда двадцать три года. Для меня было лестно, что меня пригласили проводить тот семинар. Работать тренером я начал еще до того, как поступил в институт, и чувствовал, что люди, которые тогда работали в Федерации фигурного катания, ко мне присматриваются. Москвин же был для меня — и остается до сих пор — тренером номер один. Я наблюдал за его работой очень внимательно и очень много лет. Все это время мне импонировало то, насколько детально и скрупулезно Игорь Борисович обучает своих учеников технике фигурного катания, как кропотливо и дотошно он работает над элементами, над программами.