Москва закулисная-2 : Тайны. Мистика. Любовь - [29]

— Вернемся к вашей знаменитой коллекции. Ее можно посчитать?

— О, да-да! Три с половиной тысячи предметов: пятьсот платьев — и нетеатральные, а только бытовые вещи восемнадцатого-девятнадцатого веков, лучше, чем во многих здесь музеях. И около трех тысяч аксессуаров — зонты, ридикюли, обувь, лорнеты, украшения, кошельки… У меня есть, скажем, чудные черепаховые веера эпохи рококо. Я регулярно коллекцию выставляю, и последняя моя огромная выставка была в Гонгонге. Сейчас будет в Сиднее.

— Что вы чувствуете, когда все это держите в руках?

— Любовь. Да, я получаю деньги за эти выставки и не скрываю этого. Но никогда не даю это носить, разрушать, и ни за что не дам в кино.

Многие вещи приходят по частям. Однажды я работал в Мехико в национальном мексиканском балете и купил там в антикварном магазине половину веера. Поехал на следующий год, и у другого торговца продавалась другая половина этого веера.

Конечно, у меня потрясающая коллекция русской миллионерши Татьяны Самсоновой. Это бабушка одной моей близкой подруги, жены бывшего артиста с Малой Бронной Александра Курепова. Армянская миллионерша, урожденная Налбандова — родственница того самого знаменитого придворного художника Налбандяна, она была хозяйкой водочного завода в России с огромным капиталом. И она уехала в Париж до Первой мировой войны со всеми своими сундуками и модными туалетами. После войны платья укоротились, и она уже сундуки не распаковывала. В тридцатые годы она умерла, сын тоже ничего не распаковывал. Сын умер в девяносто третьем, и только внуки решились открыть сундуки. И там полностью сохранившийся гардероб кокетки десятых годов — чулки, панталоны, корсеты, обувь, юбки, вечерние платья, дневные, зимние… Только шубы съела моль. Но зато шляпы, зонты, перчатки — все в комплекте, цвет к цвету. А еще бриллиантовые колье, которые внуки, естественно, оставили себе и получили большие деньги.

Про меня скажут: «Такой маленький постреленок, а уже везде успел. Всех старушек обобрал, со всеми-то он дружит, с королевами чай пьет и думает, все познал». Я их понимаю, чувствую к себе настороженное отношение, даже неприязненное. Но так случилось, так сложилась моя судьба, а им кажется: «Мы патриоты, никуда не уехали, а он, сволочь, космополит, теперь нас учит». А я считаю, что могу научить.

— Почему при таком спросе на вас в других странах мира вас не приглашают на вашу историческую родину?

— Не знаю. Я хотел бы ставить в Москве, но понимаю, что маленький театр мне не годится. Большой театр? Да! Потому что я работаю в национальных театрах, делаю по пятьсот костюмов для оперы, такая у меня квалификация. Я работаю в Королевском балете Бельгии, вы поймите, они не берут туда с улицы, тем более эмигрантов. Поймите, это не за красивые глаза. Я плохо говорю?

— Вы кокетничаете?

— Не знаю. Мне скажут, что до Большого я не вырос носом. А я считаю, что вырос: я стал знаменитым художником, у меня большие художественные традиции и есть огромный опыт работы, больше, чем у художников, которые не выезжали за пределы этого города и варятся только в этой культуре.

Он знает все не только про моду разных эпох. Он знает все про творческую эмиграцию первой, второй и прочих волн, суммировав свои знания в богато иллюстрированном бестселлере «Красота в изгнании». На своей парижской квартире устроил маленький съезд ВТО за границей, где выяснилось, что в Париже сейчас около ста русскоязычных артистов без работы.

— Одна из актрис, Елена Шибаева, которая прежде играла в театре Маяковского, открыла профсоюз. Она их устраивает в массовки, на озвучку, на эпизоды. Она мне звонит и говорит: «Сашенька, я двадцать два человека устроила в массовки в американский боевик». Я сам очень многим помог морально и финансово. Это, знаете, в чем заключается? Я никогда не даю денег. «Ботинок нет?» — спрашиваю. Пойду и куплю ботинки. А если дашь деньги, они их проедят или потратят на что-нибудь другое.

— Есть ли среди них благополучные?

— Мало, очень мало. Русскоязычному артисту за границей делать не-че-го. Музыкантам там — все, художникам — тоже все, но лучше всего балетным. Благополучие драматических артистов случается, как правило, на короткое время. Саша Курепов снялся в фильме «Сумасшедшая диагональ», получил «Оскара», «Цезаря», а потом… Это же русский характер, они все уверены, что они абсолютно гениальные Ермоловы и Сумбатовы-Южины… «Ну что эти французики могут?» — говорят они. «Тогда не живите во Франции». Я не хочу называть фамилии, но есть несколько людей, о которых я думаю с болью в сердце.

— Но за границей среди наших такая же мощная конкуренция?

— Меньше. Хотя на пробах многие жалуются. Мне звонит актриса: «Представляете, меня брали на роль жены сумасшедшего посла, а взяли эту толстуху из Тюмени, она вообще там ничего не играла». Это нормальная ситуация. И в моей жизни бывает конкуренция.

— Вы счастливы в любви, в личной жизни?

— Артист не может быть вечно счастлив в любви. Есть любовная эйфория у каждого художника. Вот в те моменты, когда это случается, — я счастлив. У меня есть одна проблема — я все время путешествую. Какие бы отношения с кем бы вы ни завязали, нет таких людей, которые будут ждать.