Москва за океаном - [16]
Приходили на память и другие поэтические строчки: "Канзас подо мною. Один…" Про одиночество я не случайно. В этом автопробеге был участок, когда за десять дней я не встретил ни одного русскоязычного собеседника. Это очень особенное переживание…
За вычетом кратких бесед с официантками, это полное одиночество; такая роскошь редко кому достается.
На перекрестке 51-го и 56-го шоссе, среди кукурузных полей, привольно раскинулась Москва. Элеватор, зерно перед ним высыпано кучей. Железнодорожная грузовая станция, тут грузят кукурузу и везут ее в "закрома родины".
Есть еще автосервис, обещающий всем скидку, и сарай с вывеской: "Салон красоты Curly top". Отсюда до городка Сатанта — 15 миль. Там отель… 300 миль до ближайшего аэропорта, что в Оклахоме.
Канзасская Москва отличается от арканзасской принципиально. Там негры, тут индейцы. Там хлопок, тут кукурузные поля и элеваторы. Последние создают как бы совершенно советский агропромышленный пейзаж из старой коммунистической газеты.
В этой Москве, при кукурузных элеваторах, живет человек триста. Почта, пара магазинов, бар. Деревянные одно- и двухэтажные домики. Единственное кирпичное приличное здание — школа; все лучшее — детям!
Зашел я в бар… Бедный, скромный, он являет собой картину запустения. Бар помещается в сарайчике. Бочки, на них столешницы — это столы. Железные стулья с пластмассовыми спинками — типичные советские общепитовские.
— Что будете пить?
— Чай.
— Чай?! Нету.
Завязал беседу с выпивающими гражданами. Они рассказали о своей любви к пиву и виски, о спокойствии здешних мест… Больше им было нечего сказать.
В Канзасе, как известно, развивалось действие книжки про Волшебника страны Оз. Однако Николь, десятилетняя дочка официантки, про такого не слыхала…
Сжалившись надо мной, официантка Кэти дала мне телефон старика Генри старожила здешних мест, старьевщика и краеведа. Я зазвал дедушку в бар.
Он рассказал, что сначала город назывался Mosco (буква w на конце прибавилась позже, сама собою). В честь человека по фамилии Москосо, который, по версии дедушки Генри, в качестве конкистадора появился в этих краях в XVI (!) веке и до сих пор не забыт.
В беседе также выяснилось, что важные события случаются в Москве регулярно, а именно почти каждые сто лет. Первое было в 1888 году (через год после учреждения города) и заключалось в том, что бандит Робинсон застрелил шерифа Кросса (и еще двоих людей последнего). Второе событие — это победа местной футбольной команды на чемпионате штата в 1978 году. Надо сказать, что в команде было восемь человек — больше здесь не нашлось.
Учитывая частоту происшествий в Москве, я запланировал заехать сюда снова через сто лет — может, что-то произойдет…
Вернемся к шерифу. Тут, в Москве, был тогда тот самый Дикий Запад (точнее, Дикий Средний Запад). Это была буквально ничейная земля (no men's land), которая никому не подчинялась и не принадлежала, и это нам немного знакомо. Стреляли кто хотел и в кого хотел; ну это по-московски. Но концовка у истории про шерифа не совсем московская: Робинсона с дружками поймали и после суда повесили. Причем вешали бандитов из Москвы (Канзас) в Париже (Техас). Почему? Потому что там принято судить человека в том штате, в котором он совершил преступление. И тут возник такой юридический казус. Когда бандит совершал свои убийства, Канзас имел статус территории, а к моменту суда территория был официально признана штатом. (Такой высокий статус давался после того, как земля переставала быть дикой, то есть когда государство обеспечивало там соблюдение своих законов, от посадки бандитов до сбора налогов. А то ведь если дикой земле дать статус административной единицы, она начнет всякую сволочь в парламент слать.) Ситуация была вроде безвыходная: судить положено в штате, а шерифа Робинсон убил не в штате, а на "территории", которой уже нет! Так что ж, вовсе не судить? Выход нашли: повезли в Техас, который был тогда территорией.
Да… Помните, поэт сказал как будто специально про бандита Робинсона: "Я хотел бы жить и умереть в Париже, если б не было такой земли — Москва"?
— Здесь хорошо: тихо, спокойно. А больших городов я не люблю, рассказывала мне в баре одна местная жительница.
— Вы в каких больших городах бывали?
— Так известно, какие бывают большие города: Топека и Уичита.
Тоска! А ведь писала же здешняя газета The Moscow Review в 1888 году: "Нет другого города, который имел бы столь блестящее будущее и столь завидные перспективы для инвестиций, чем Москва!" Но уже нет ни газеты, ни инвестиций, ни перспективы. Как говорил один старый еврей, все проходит…
"Мой муж — "гранд-чероки""
Забавно, что во времена того бума столетней давности в Москве, штат Канзас, была двухэтажная гостиница. А сегодня там нет даже дешевого мотеля! Пришлось мне ехать на ночлег в ближнее Подмосковье — город под названием Хуготон в 13 милях. Пока селился в мотель, вел беседы с хозяйкой, миссис Хэгмен. Офис мотеля представляет собой закуток в гостиной дома, где и живет семья. Я живо вообразил, как сюда среди ночи вламываются дикие клиенты… (это под впечатлением истории убийства шерифа Кросса).
Два циничных алкоголика, два бабника, два матерщинника, два лимитчика – хохол и немец – планомерно и упорно глумятся над русским народом, над его историей – древнейшей, новейшей и будущей…Два романтических юноши, два писателя, два москвича, два русских человека – хохол и немец – устроили балаган: отложили дела, сели к компьютерам, зарылись в энциклопедии, разогнали дружков, бросили пить, тридцать три раза поцапались, споря: оставлять мат или ну его; разругались на всю жизнь; помирились – и написали книгу «Ящик водки».Читайте запоем.
Эта книга — рвотное средство, в самом хорошем, медицинском значении этого слова. А то, что Кох-Свинаренко разыскали его в каждой точке (где были) земного шара, — никакой не космополитизм, а патриотизм самой высшей пробы. В том смысле, что не только наша Родина — полное говно, но и все чужие Родины тоже. Хотя наша все-таки — самая вонючая.И если вам после прочтения четвертого «Ящика» так не покажется, значит, вы давно не перечитывали первый. А между первой и второй — перерывчик небольшой. И так далее... Клоню к тому, что перед вами самая настоящая настольная книга.И еще, книгу эту обязательно надо прочесть детям.
Одну книжку на двоих пишут самый неформатно-колоритный бизнесмен России Альфред Кох и самый неформатно-колоритный журналист Игорь Свинаренко.Кох был министром и вице-премьером, прославился книжкой про приватизацию — скандал назывался «Дело писателей», потом боями за медиа-активы и прочее, прочее. Игорь Свинаренко служил журналистом на Украине, в России и Америке, возглавлял даже глянцевый журнал «Домовой», издал уйму книг, признавался репортером года и прочее. О времени и о себе, о вчера и сегодня — Альфред Кох и Игорь Свинаренко.
Выпьем с горя. Где же ящик? В России редко пьют на радостях. Даже, как видите, молодой Пушкин, имевший прекрасные виды на будущее, талант и имение, сидя в этом имении, пил с любимой няней именно с горя. Так что имеющий украинские корни журналист Игорь Свинаренко (кликуха Свин, он же Хохол) и дитя двух культур, сумрачного германского гения и рискового русского «авося» (вот она, энергетика русского бизнеса!), знаменитый реформатор чаадаевского толка А.Р. Кох (попросту Алик) не стали исключением. Они допили пятнадцатую бутылку из ящика водки, который оказался для них ящиком (ларчиком, кейсом, барсеткой, кубышкой) Пандоры.
Широко известный в узких кругах репортер Свинаренко написал книжку о приключениях и любовных похождениях своего друга. Который пожелал остаться неизвестным, скрывшись под псевдонимом Егор Севастопольский.Книжка совершенно правдивая, как ни трудно в это поверить. Там полно драк, путешествий по планете, смертельного риска, поэзии, секса и – как ни странно – большой и чистой любви, которая, как многие привыкли думать, встречается только в дамских романах. Ан нет!Оказывается, и простой русский мужик умеет любить, причем так возвышенно, как бабам и не снилось.Читайте! Вы узнаете из этой книги много нового о жизни.
Два романтических юноши, два писателя, два москвича, два русских человека — хохол и немец — устроили балаган: отложили дела, сели к компьютерам, зарылись в энциклопедии, разогнали дружков, бросили пить, тридцать три раза поцапались, споря: оставлять мат или ну его; разругались на всю жизнь; помирились — и написали книгу «Ящик водки».Читайте запоем.
Не люблю расставаться. Я придумываю людей, города, миры, и они становятся родными, не хочется покидать их, ставить последнюю точку. Пристально всматриваюсь в своих героев, в тот мир, где они живут, выстраиваю сюжет. Будто сами собою, находятся нужные слова. История оживает, и ей уже тесно на одной-двух страницах, в жёстких рамках короткого рассказа. Так появляются другие, долгие сказки. Сказки, которые я пишу для себя и, может быть, для тебя…
Дамы и господа, добро пожаловать на наше шоу! Для вас выступает лучший танцевально-акробатический коллектив Нью-Йорка! Сегодня в программе вечера вы увидите… Будни современных цирковых артистов. Непростой поиск собственного жизненного пути вопреки семейным традициям. Настоящего ангела, парящего под куполом без страховки. И пронзительную историю любви на парапетах нью-йоркских крыш.
Многие задаются вопросом: ради чего они живут? Хотят найти своё место в жизни. Главный герой книги тоже размышляет над этим, но не принимает никаких действий, чтобы хоть как-то сдвинуться в сторону своего счастья. Пока не встречает человека, который не стесняется говорить и делать то, что у него на душе. Человека, который ищет себя настоящего. Пойдёт ли герой за своим новым другом в мире, заполненном ненужными вещами, бесполезными занятиями и бессмысленной работой?
Дебютный роман Влада Ридоша посвящен будням и праздникам рабочих современной России. Автор внимательно, с любовью вглядывается в их бытовое и профессиональное поведение, демонстрирует глубокое знание их смеховой и разговорной культуры, с болью задумывается о перспективах рабочего движения в нашей стране. Книга содержит нецензурную брань.
Автор много лет исследовала судьбы и творчество крымских поэтов первой половины ХХ века. Отдельный пласт — это очерки о крымском периоде жизни Марины Цветаевой. Рассказы Е. Скрябиной во многом биографичны, посвящены крымским путешествиям и встречам. Первая книга автора «Дорогами Киммерии» вышла в 2001 году в Феодосии (Издательский дом «Коктебель») и включала в себя ранние рассказы, очерки о крымских писателях и ученых. Иллюстрировали сборник петербургские художники Оксана Хейлик и Сергей Ломако.
Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.