Москва. Путь к империи - [246]
Динамика и энергетическая насыщенность событий того времени говорят о том, что таковой силы не было, что время Никона именно тем и отличается от предыдущей и последующей истории Русского государства, что движущей силой являлась сила сложная, представляющая собой сумму всех вышеперечисленных сил: народа, уже окончательно поверившего в царя-батюшку, боярства, мечтавшего ограничить всевластие монарха, духовенства, наконец-то всерьез решившего реализовать мощный экономический, моральный, духовный потенциал православной церкви, и монархов, получивших у всего народа огромный кредит доверия, но оказавшихся между двух могучих сил — боярства и духовенства. Эти две силы упорно сдерживали исторически объективное движение России к империи, которая могла существовать только в виде абсолютной монархии.
Если рассматривать жизнь и дело Никона с политической точки зрения (а он был прежде всего политиком), то станет очевидной его попытка вывести Русскую православную церковь к вершинам власти, то есть создать по примеру Римской Священную Русскую империю во главе с патриархом Московским, под руководством которого православная церковь начала бы играть в светской жизни главную роль, стала бы регламентировать духовную жизнь частных лиц и определять внешнюю и внутреннюю политику страны.
Но логика развития Русского государства в XVII веке была несколько иной, чем она представлялась Никону-политику.
Первое серьезное решение
Москва испытала Никиту смертью. Умер первый его ребенок. Оплакали, отпели, похоронили, помянули. Чувствительный священник смирился с судьбой: Бог дал, Бог взял. Вскоре умер второй ребенок Никиты… Бог дал, Бог взял, ему виднее. Никита и эту незаживающую боль души стерпел, но и третий ребенок его умер! Оплакали, отпели, похоронили, помянули. Бог взял. Смерть третья заставила священника призадуматься. Никите показалось, что Бог повелевает ему покинуть людей с их мирскими заботами и уйти в монастырь. Получив откровение свыше, он рассказал о нем жене, уговорил ее постричься. Она, убитая горем, легко поверила, что там будет лучше.
Муж дал за нее в московский Алексеевский монастырь вклад, она постриглась, а сам он, тридцатилетний, сильный, волевой, ушел в Анзерский скит, что на далеком Белом озере. Остров пустынный был, лишь несколько крохотных изб встречалось изредка то там, то здесь.
Священник Никита постригся в Анзерском ските и принял имя Никона. В избушке ютился он, по субботам ходил молиться в церковь. Царь присылал монахам скита ежегодное небольшое жалованье, рыбаки выделяли им часть улова. Бедно жили монахи, но на судьбу не жаловались — сами избрали себе долю свою.
Старец Елиазар, главный в ските, взял с собой в Москву Никона — задумал старец собрать милостыню для новой церкви. Много денег собрали они. Деньги и рассорили Елиазара с Никоном. Появилось между ними недоверие, оно росло… и Никон однажды покинул скит, перебрался на небольшом судне, забредшем в эти края, в Кожеозерскую пустынь. Жизнь на островах Кожеозера еще суровее была. Никон отдал в монастырь последнее свое богатство — две священные книги, поселился на самом отдаленном острове, подальше от людей, поближе к Богу.
Рыбу он ловил, рыбой питался да хлебом, да Богу молился и был доволен жизнью своею, успокоился вдали от людей. Но люди вдруг вспомнили о нем, явились на отдаленный остров, попросили Никона быть игуменом Кожеозерской пустыни. И он согласился. Было ему в то время тридцать восемь лет. Возраст серьезный. Особенно для монаха, бежавшего от мирских соблазнов, от всего людского к Богу.
Шаг ответственный и труднообъяснимый. Быть может, вспомнил Никон предсказания сельского гадателя и захотелось ему славы? Зачем, в самом деле, монаху, отрешившемуся от мира, власть, пусть небольшая, но все же? Любая власть — даже над монахами — это дело мирское. С бытовыми дрязгами, с борьбой. Зачем монаху Кожеозерской пустыни борьба?
В 1646 году Никон прибыл, как того требовал этикет и обычай, в Москву на поклон к новому царю Алексею Михайловичу, и с этого момента начался его стремительный взлет. Молодому царю очень понравился игумен, он оставил его в столице и повелел патриарху Иосифу посвятить Никона в архимандриты Новоспасского монастыря.
Алексей Михайлович часто вызывал к себе во дворец Никона, подолгу беседовал с ним. Никон много знал, мог проникновенно и искренне говорить о волнующих его проблемах. Добросердечный царь умиленно слушал его, не замечая и не желая замечать, как быстро растет авторитет архимандрита, власть его над ним, монархом. О дружбе Никона и Алексея Михайловича слух понесся по Москве. К бывшему пустыннику шли люди с просьбами, и он охотно передавал их царю. Тот столь же охотно исполнял его просьбы. Слава о Никоне, добром защитнике обиженных, распространилась далеко за пределами Москвы.
В 1648 году, когда скончался новгородский митрополит Афанасий, царь Алексей Михайлович возжелал видеть в этом сане, втором по значению в Русской церкви, своего любимца Никона, которого иерусалимский патриарх Паисий, оказавшийся по случаю в Москве, и рукоположил.
Полностью доверяя новому новгородскому митрополиту, монарх поручал ему заниматься помимо церковных дел еще и делами мирскими. Данный факт русской истории можно объяснить лишь неосведомленностью молодого царя в истории взаимоотношений светской и духовной властей в Русском государстве.
