Москва. Путь к империи - [243]

«Форма деревянных домов в старину была четвероугольная; особенность русского двора была та, что дома строились рядом с воротами, а посредине от главных ворот пролегала к жилью дорога. Вместо того, чтобы строить большой дом или делать к нему пристройки, на дворе сооружали несколько жилых строений, которые носили название хором, постройки были жилые, служебные или кладовые, носили наименование: избы, горницы, повалуши, сенники.

Изба была общее название жилого строения. Горница, как показывает само слово, было строение горное, или верхнее, надстроенное над нижним, обыкновенно парадное, чистое, светлое, служившее для приема гостей; повалуши в старину служили для хранения вещей; сенником называлась комната холодная, часто надстроенная над конюшнями и амбарами; служила она летним покоем, необходимым во время свадебных обрядов.

В зажиточных домах окна делали большие и малые; первые назывались красными, а в каменных зданиях они были меньше, чем в деревянных. Изнутри окна заслонялись втулками, обитыми красными материями, а с наружной стороны закрывались на ночь железными ставнями, особенно в каменных домах; вместо стекол употребляли чаще слюду; стекла исключительно доставлялись из-за границы и для окон преимущественно употреблялись цветные.

Внутреннее расположение боярского дома старого времени, как и убранство горниц, было крайне неприхотливое; все стены, кроме капитальных, рубились деревянные, мебель самая простая: широкие лавки по стенам, постланные у богатых азиатскими коврами, большой дубовый стол, такие же передвижные скамьи, поставец с посудою, кровать с пологом, наконец выложенная затейливыми узорами печь с лежанкою, топившаяся из сеней и развалисто выдвигавшаяся на первый план горницы; ни зеркала, ни картины не украшали горниц до половины XVII века; первые зеркала явились в Москве у боярина Артамона Сергеевича Матвеева в 1665 году; картины гравированные и живописные явились в тех же годах»[239].

«Московский двор никогда не был так пышен, как в век тишайшего царя. Царь окружен был величайшим блеском во всех придворных выходах и торжественных появлениях пред народом…»[240]

Столица тех времен и ее окрестности еще славились своими садами и питомниками плодовых деревьев, а в родовой вотчине Романовых, селе Измайлове, сад состоял сплошь из лекарственных и хозяйственных растений.

«По берегу речки Серебровки, против деревянного дворца… на тридцать три сажени простирался регулярный сад, от которого и теперь, — как пишет М. И. Пыляев, — остались еще следы — кустарники шиповника, барбариса, крыжовника и сирени. Позади дворца был посажен царем Алексеем Михайловичем виноградный сад на пространстве целой версты, где разводились лозы виноградные, а также росли разных сортов яблони, груши, дули, сливы, вишни и другие заморские деревья»[241].

Согласно легендам, сам Алексей Михайлович посадил здесь липовую аллею, по которой позже любил гулять со своими наставниками и воспитателями царевич Петр.

Историки считают, что в царствование Алексея Михайловича жили в Москве гораздо свободнее, чем прежде.

Иностранные писатели тоже оставили о нем благоприятные отзывы:

«Нрав его истинно царский: он всегда важен, великодушен, милостив, благочестив, в делах государственных сведущ и весьма точно понимает выгоды и желания иностранцев.

Большую часть дня употребляет он на дела государственные, немало также занимается благочестивыми размышлениями и даже ночью встает славословит Господа песнопениями; на охоте и в лагере бывает редко, посты, установленные церковью, соблюдает строго.

В напитках очень воздержан и имеет такое странное обоняние, что даже не может подойти к тому, кто пил водку. Благотворительность царя распростирается до того, что бедные почти каждый день собираются ко дворцу и получают деньги целыми горстями, а в большие праздники преступники освобождаются из темниц и сверх того еще получают деньги»[242].

«Истинно достойно удивления, — продолжает М. И. Пыляев, — то, что облеченный высшею неограниченной властью над народом, преобыкшем безмолвно повиноваться воле своего владетеля и всяким действиям оной, царь сей никогда не позволял себе оскорблять кого-либо из своих подданных как лично, так и в имуществе или чести их. Хотя, подобно всем великим людям с живыми чувствами, он подвержен иногда порывам гнева, но и тогда изъявление оного ограничивается несколькими ударами или толчками».

Это качество подмечают в царе почти все историки. «Алексей Михайлович принадлежал к тем благодушным натурам, которые более всего хотят, чтобы у них на душе и вокруг них было светло: он не способен был к затаенной злобе, продолжительной ненависти и потому, рассердившись на кого-нибудь, по вспыльчивости мог легко наделать ему оскорблений, но скоро успокаивался и старался примириться с тем, кого оскорбил в припадке гнева»[243].

По-видимому, стране в тот бунташный век действительно больше подходил царь Тишайший, чем, скажем, Грозный, Гордый или, например, Бунташный…

Первого сентября 1674 года в Успенском соборе царь «объявил» народу своим наследником царевича Федора. По этому случаю были знатный пир и богатые дары и щедрые пожалования.