Москва нас больше не любит - [18]

Присевшая неподалеку красивая девушка в милой полосатой матросочке отвлекает меня и компанию В. от наших философических размышлений и веселых разговоров. Эта матросочка выглядит на ней так мило, делает ее такой трогательной и незащищенной, одновременно подчеркивая очаровательную фигуру юной женщины, что невозможно не улыбнуться. Девушка бросает взгляд сначала на компанию В., потом на меня и тоже одаривает всех нас мимолетной улыбкой, этим объединяя…

После этой улыбки думать о судьбах России уже не хочется, и я начинаю вспоминать, как был в газете В. года два-три назад, заезжал к одному знакомому в гости. У них там симпатично все устроено - красивая дверь с медными фигурками - персонажами сказок, хороший недорогой буфет и вежливая охрана.

При этом, конечно, это “фабрика”, газета-то ежедневная и в ней 18 полос - попробуй, заполни такой объем каждый день. Ряды компьютеров, народ что-то печатает, галдеж, дым сигаретный, я немного обалдел, пока дошел к знакомому, в его кабинетик на четвертом этаже. Он там был года три назад небольшим начальником. Подумал: нет, здесь невозможно работать, хотя они и славятся на всю журналистскую Москву своими зарплатами. Хотя, с другой стороны, эту газету, конечно, не сравнить с глянцевыми журналами. Тут жизнь, а там - тоска зеленая. Или, пардон, голубая. (Я ездил в подобный журнал незадолго до того.) Все ё-мое, какие-то пластмассовые…

И вот, сижу я, значит, с этими мыслями, то о России, то о высоких зарплатах в газете “К.”, заказываю третью стопку “собачки колли” и копченый чай, что-то записываю в блокнотик, потом в “Огонек” свой заглянул в раздел “Искусство”, и вдруг… стало мне не то чтобы хорошо, но знаете, неплохо как-то, неплохо, тихо.

Можно жить, - думаю. - У В-В-П все-таки голова есть, все гайки не закручивает, несколько газет и журналов, два радио, один телеканал остаются… Книжки выходят… Деньги какие-то появились… Х.ли еще надо? Ведь мог бы все закрутить и заморозить (причем под аплодисменты), но не закручивает и не замораживает почему-то. Во всяком случае, пока. И хорошо, спасибо? Вот сидит В., спокойно выпивает в компании сепаратистов. А ты помнишь, какие статьи он печатал?…

И только я это подумал, знаете, как на заказ - в зал входят двое мужчин с какими-то стертыми лицами… не из этих мест, в общем, лица (это всегда сразу видно), и садятся на столик в уголке. Как-то я на них быстро внимание обратил. Плечистые такие, с казенными физиономиями, и видно, что люди не выпить-поговорить зашли после работы, а “по делу”. Сидят, вроде между собой разговаривают немного, но я вижу, что при этом изредка внимательно так оглядывают зал. На меня разок посмотрели, на компанию В. пару раз взглянули…

И, знаете, я постепенно завелся. Вспомнил, конечно, рассказ Юрия Домбровского, как он в советские времена по телефону (ему казалось, что его подслушивают) вызывал спец-агентов на уголок, поговорить. (Никто, естественно, не пришел.) Вспомнил книги Солженицына…

Причем одновременно думаю: вот, бл.дь, такое настроение было хорошее. Нет бы, чуть раньше уйти. Они же за В. ходят, это ясно. Ушел бы я на полчаса раньше и ничего бы не увидел. Спал бы крепче и в хорошем настроении домой пришел. Фильм сегодня поздно вечером будет неплохой по “ТВ-культуре”… Еще вспомнил, как одни друзья надо мной смеялись, когда я говорил, что в их редакции прослушивают телефон. Вот, думаю, их бы сюда.

Потом принялся сам с собой разговаривать. Утешать себя. Проводить психотренинг. Вспоминать мышку-официантку и слова жены пару глав назад. Про то, что “кому мы нужны” и прочее.

Что мол:

а) - я же не знаю, за кем они пришли, да? - Да.

б) - В. работал с олигархом Б., а Б. - это все же не совсем академик Сахаров, правда? - Правда.

в) - степень его, Б., участия в построении нынешней жизни, ее, так сказать, основ - очень велика? - Очень.

г) - В. сидит с каким-то “чеченом” - так? Что за “чечен”, я не знаю, правильно? - Правильно. - Про “сепаратистов” это, конечно, шутка, но может быть - и нет.

Потом подумал:

д) - что, возможно, там просто существует такая работа - обход клубов вроде этого и составление отчета: кто был, что ел-пил, с кем говорил и кому что в рот не попало. Мониторинг, так сказать.

От последней мысли мне снова стало не очень хорошо, и мой психотренинг на расслабление не удался. Тогда я сделал над собой усилие, тихо выполнил пять дыхательных упражнений по системе йоги и, сердито подумав, что не вижу перед собой абсолютно ничего нового (ведь да?!), - углубился в свой “Огонек”. Но надо сказать, сами понимаете, читалось мне не ахти, и минут через десять я стал собираться. Думаю: ну его на хер. Пойду. Вообще, надо уезжать из страны, вот что. Надоело это все до невозможности.

Собравшись, я подошел к бармену Марату, болтавшему с какой-то симпатичной девушкой у выхода, и, пожимая ему на прощание руку, тихо спросил:

- Слушай, это кто у тебя там, вон за тем столиком? Сюда что, топтуны ходят?

Бармен сильно напрягся, посмотрел, куда я показываю, и я увидел, что он сначала удивился, а потом посмотрел на меня с сочувствием и каким-то смешанным чувством, которое я не берусь определить. Он даже заботливо поддержал меня под локоть.