Москва на линии фронта - [5]

— Серьезный отряд — почти два батальона… А вы, заместитель его командира, тогда еще лейтенантом были?

— Нет, мне уже следующее воинское звание присвоили — старший лейтенант. Но хоть и зам командира, я все же, с разрешения Лебедева, решил произвести разведку наиболее целесообразного направления предстоящего прорыва… Взял с собой двух наиболее боеспособных — так мне казалось — бойцов, солдата и сержанта, и мы осторожно двинулись вперед, в сторону обороны противника. Вскоре обнаружили в топкой низине брошенные автомашины и другую нашу технику; замаскировались, стали наблюдать оттуда за позициями противника. Вдруг сержант, находившийся позади, начал кричать немцам, что хочет сдаться в плен. А те, не разбираясь, сразу открыли огонь в нашу сторону. Завязался бой. Силы были явно неравны. Нас, оставшихся двух разведчиков, спасла брошенная боевая техника, под прикрытием которой удавалось вести огонь по немцам, которые время от времени предлагали нам сдаться.

— А что этот сержант?

— Сержанта, как предателя, пришлось «вывести в расход», иного варианта не было! В подобных условиях реальное время, как и всегда, исчисляется минутами, но психологически представляется неимоверно длинным. Патроны в автоматах уже кончались, из имевшихся пяти гранат Ф-1, «лимонок», четыре уже были израсходованы. Решил оставить себе один патрон и одну гранату, чтобы использовать их в случае непосредственной угрозы попасть в плен… В подобных ситуациях мозг работает быстро, без жалостных ноток в мыслях; единственное, о чем я действительно сожалел, это что я не выполнил задание и что никто не узнает обстоятельств и места моей гибели, и стану я «без вести пропавшим». Мелькнула мысль: спрятать партийный билет и удостоверение сотрудника военной контрразведки в надежде, что, может быть, кто-нибудь потом их найдет — немых свидетелей места моей гибели. Однако делать этого, к счастью, не пришлось — обстановка резко изменилась. Услышав шум боя, бригадный комиссар Лебедев решил воспользоваться этим отвлекающим обстоятельством и отдал приказ о начале атаки… Вскоре мы с бойцом смогли присоединиться к своим.

— На этот раз вам удалось прорваться?

— Вроде бы удалось… При этом были даже уничтожены два немецких танка, самоходная артиллерийская установка, освобождена стоявшая на нашем пути деревня. Радость победы после пережитых мук и страданий была безмерна, но она оказалась преждевременной: разведчики сообщили о приближении и развертывании новых мобильных групп противника.

— И вновь пришлось пробиваться?

— Да, в течение ночи немцы трижды преграждали нам путь на восток, и каждый раз открытой атакой, с использованием только стрелкового оружия и гранат — ничего же иного у нас не было — отряд преодолевал ожесточенное сопротивление неприятеля. К великому сожалению, из-за отсутствия каких-либо механизированных или конных средств передвижения мы были вынуждены оставлять на поле боя не только тела погибших, но и многих раненых, которые не могли передвигаться сами… Только к рассвету следующего дня, пройдя с боями не менее 15 километров, отряд достиг леса, где остановился на кратковременный отдых. Подсчитали потери.

— Ваш отряд очень сильно уменьшился?

— Убитых было много, не всем, очевидно, удалось прорваться через порядки гитлеровцев в ходе ночного боя, но зато к нам примкнуло немало других военнослужащих, выходивших из окружения. Так что в отряде опять-таки насчитывалось порядка пятисот человек, причем в основном это был командный состав… Вскоре наши разведчики сообщили, что тут вокруг одни немцы и что фронт находился в районе Можайска, а мы, как оказалось, в глубоком тылу противника — южнее Вязьмы. Так что еще двадцать суток мы выходили к своим, почти постоянно вели бои. Многие погибли, а раненых мы по деревням рассовывали… Удалось установить связь с одним из партизанских отрядов — партизаны передавали нам информацию об оперативной обстановке, помогали продовольствием. За несколько дней до окончания пути Лебедев тяжело заболел и его пришлось нести на носилках.

— Так что можно сказать, что вам тогда приходилось выполнять только командирские обязанности?

— Нет, не только. Известно было, что немцы — абвер — под видом выходцев из окружения забрасывали своих разведчиков, диверсантов… Вербовали они и наших бойцов, которые смалодушничали и сдались в плен, опрашивали их, наскоро инструктировали и с определенным заданием посылали в боевые подразделения Красной армии… Так что приходилось на ходу проверять все наше «пополнение»: кто такие, чем дышат, как и почему от своей части отстали. К нашему счастью, агентов не было.

— Куда же вы в конце концов вышли?

— К знаменитому селу Бородино — туда, где 26 августа 1812 года проходила знаменитая Бородинская битва. Там по всему полю памятники стояли! Село выглядело чистым, с хорошо отстроенными домами. Местные жители, особенно женщины, встретили нас тревожными взглядами. У многих на глаза навертывались слезы — вид наш, вероятно, не мог вызвать иных эмоций. Нас быстро разместили по домам, начали приносить продукты…

— То есть в конце концов вы получили возможность отдохнуть… Это же сколько времени вы не выходили из боя?