Москва - [9]
- Так и было?
- Ну а как же!
- Ты мне не рассказывал никогда.
- Случая не было.
- Ну ты и скромник...
- А то нет? Ну вот, погорели, говорю, все, некуда сперва и приткнуться было, да и душа горела отомстить тупорылым. А потом так случилось... А-я-яй, - говорят, - как же так? Коли в мир ушел, одеяние иноческое сними, а коль в Божьих слугах остаться желаешь, ступай в монастырь. Я им: мол, слово Божие людям хочу нести. А они: испроси благословения у иерарха, да ступай, куда он пошлет, в леса и пустыни, где о Боге еще не слыхивали. А тут и без тебя есть кому о НЕМ говорить. И пришлось мне переодеться от греха. Да и княгиня заволновалась. Чуть до слез меня не довела, истинный Христос.
- Это еще как?
- Говорит, ну как пошлют чухну или корелу какую-нибудь просвещать, как я тут без тебя? Ах, думаю, детынька ты моя родненькая, - монах шмыгнул носом и длинно присосался к жбану, а оторвавшись, досадливо махнул рукой: Раньше надо было переодеваться.
- Почему?
- Ботагоз забеременела.
- Ну и что?
- Не повенчают меня с ней, вот что. Останусь ли монахом, выгонят ли все равно, сам понимаешь. - И он опять приложился к жбану.
- Ах ты Господи! - Дмитрий по-настоящему расстроился. - Как же теперь?
- Ничего, сыне, - монах накрыл своей лапищей его руку, похлопал успокаивающе, - до сих пор жили и дальше устроимся как-нибудь. Я и то не унываю, а уж тебе... У тебя своих забот будет по самую макушку. Привыкать надо, вживаться. С волками жить, по вол... - он поперхнулся и покраснел как рак, - то бишь... я ведь хотел сказать...
Дмитрий весело-изумленно вытаращился на него. Монах плюнул и начал креститься:
- Вот ведь черт-то, он всегда рядом торчит! - поплевал через левое плечо и загоготал на всю палату. Дмитрий ему вслед.
Меж тем стол уже плотно уставили блюдами, многие из которых Дмитрию были совсем не знакомы, и он с вожделением на них поглядывал.
- Отче, давай-ка, зови Константина, да угостимся! А то я... мочи нет!
- Давай, давай, начинай, в чем же дело, - монах снова хлопает в ладоши, вызывая слуг, - и этого, Ефима, если не возражаешь (Дмитрий мотает головой с полным ртом, мол, не возражаю), умный он мужик, полезный. Только ты не очень наедайся и напивайся. САМ может потребовать.
- Кто?!
- Алексий.
- Алексий? А разве он не в Коломне?
- Еще чего! Будет митрополит всея Руси по чьим-то свадьбам разъезжать. Там свой храм, свой священник. Тут он, у себя. Его келью первую отстроили. Стройку за нашими теремами заметил? То хоромы великокняжеские, там еще дел много. А за ними, позади Успенского храма митрополичья "Крестовая" келья. Невелика, потому и отстроили быстро. Вообще, хоть и митрополит, а скромно живет, строго.
- А почему думаешь, что он так меня сразу и кинется звать?
- Сильно тобой интересовался. Сейчас срочных дел у него нет, а вы как приехали, ему ведь сразу доложили. А как митрополиту докладывают? Прибыл, мол, князь Волынский, просит благословить. Он возьмет и скажет: зовите благословлю.
Монах как в воду глядел. Едва они успели усадить за стол Константина с Ефимом, как вбежавший без зова слуга пошептал что-то на ухо монаху. Тот прихлопнул ладонью по столу и весь сразу как-то подобрался, как кот перед прыжком, вздохнул глубоко:
- Ну вот, князь, пошли. Зовет. Вы, ребята, простите, что так вышло, угощайтесь тут вволю, нас дожидайтесь, а мне князя проводить надобно, - и резко встал из-за стола.
* * *
В переднем углу Крестовой кельи, под большим, чудно сияющим окладами иконостасом, на невысоком удобном креслице с бархатной подушкой под ногами сидел совершенно седой, с густой, но не очень длинной бородой, одетый в темно-вишневую рясу человек.
У Дмитрия не было времени в него вглядеться, войдя, он успел лишь окинуть все взглядом и тут же должен был поклониться, исполняя указания, нашептываемые на ухо сопровождающим служкой, а после поклона, опустив голову, глядя в пол, подойти к сидящему и стать перед ним на колено, принять благословение.
Этот первый взгляд молнией выжег в его мозгу все, до мелких подробностей, детали обстановки: и множество дивных икон в иконостасе, и прекрасное, хотя и неожиданно скромное, облачение митрополита, и лавки вдоль стен, поднятые на три ступеньки над полом и покрытые богатыми, искусно расшитыми зелеными полавошниками, и яркая желтизна новых бревен в стенах, и даже свежая пакля конопатки меж бревен.
Митрополит благословил, Дмитрий поцеловал руку, сухую, жилистую, крепкую и цепкую, но бледную, с пушком и дробью старческих веснушек, и поднял глаза.
Он глянул жестко, на всю силу своих тяжелых глаз, желая сразу дать понять, кто он, и понять самому, с кем же он имеет дело, кто же такой этот Алексий, о котором такая молва.
Глянул и... И утонул в бесконечной глубине встретивших его глаз. Острые, мудрые, внимательные, светло-карие, но почему-то казавшиеся темными, они ничем, в отличие от руки, не напоминали о семидесяти с лишним годах, проведенных на этой земле.
Взгляд их не был жестким, не давил, не переламывал, вообще не производил впечатления силы. Он безмятежно и ясно, с утверждением спокойной доброты просто впитывал в себя, поглощал всю бешеную энергию, посылаемую ему Дмитрием - и все!
О Дмитрии Донском написано много, но мало кто знает, что русским войском на Куликовом поле командовал князь Дмитрий Боброк. Эта победа прославила его имя среди современников. Владимир Кожевников впервые рассказал о жизни этого великого человека, достойного стоять в одном ряду с такими спасителями Отечества, как Александр Невский, Дмитрий Донской, Кузьма Минин, Дмитрий Пожарский, Михаил Кутузов, Георгий Жуков... Книга Владимира Кожевникова так и называется "Забытый". "Остались в океане ушедших событий люди, - пишет он в предисловии к 1-й книге, - совершившие в свое время деяния, сравнимые с делами самих великих, но в памяти народной не удержавшиеся.
Любовная лирика всегда очень личный предмет. Трудно найти человека, который не испытывал бы подобные чувства внутри души, только не мог выразить словами то, что доступно поэту. Любовная лирика близка тому, кто сам погружен в негу нежности и буйство неистовых желаний.Любовная лирика в книге – это многогранная поэзия, где царствуют чудесные мгновенья, таинственный покой, томительный обман, очарование неземных чувств.Где бьются волны неземных чувств, сладостных молитв, возвышенных страстей – «всё то, что так и гибельно, и мило».
Руководство для выживальщиков от автора «оптимистичных (пост)апокалипсисов» от археопрограммирования — «Пламени над бездной», «Витлинга» и «Детей небес».Обычно произведения в жанре пост-апа эксплуатируют клишированный набор представлений о немедленном упадке человеческой цивилизации и ее откате в варварство планетного или галактического масштаба. На самом деле для любой сколько-нибудь развитой цивилизации потеря всего багажа накопленных знаний крайне маловероятна, как только достигается стадия повсеместной информатизации.
Рассказ описывает настоящее время. Главный герой повествования, одинокий парень, каких в нашем мире много. Можно сказать, что он самый обычный персонаж. Но! В один из дней он знакомится с женщиной, при обстоятельствах, которые по началу, можно было назвать «вольностью от скуки». Буквально за короткое время он влюбляется, и в тот же вечер, по своей рассеянности из за чувств нахлынувших на него, прощается с героиней, не узнав номера ее телефона. Существует ли любовь с первого взгляда, или это всего лишь «химия»? Сможет ли главный герой снова встретить девушку, которую так глупо потерял в тот вечер?
В книге собраны разнохарактерные стихи и песни Артура Арапова, написанные в конце XX и начале XXI вв. Многие представленные в сборнике песни неоднократно исполнялись со сцены, также их можно послушать в Интернете.
Когда вы смотрите на море, вы видите поверхность, а не глубину.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.