Москва инноваций – 2050 - [36]

– Алиса, я… – Артем начал было и вдруг запнулся.

– Что?

– Только родителям не говори, – попросил брат.

Москва

05.08.2020

Ксения Кузнецова. Шанс на будущее

Декабрь наступил для меня незаметно и, признаться честно, очень болезненно. С некоторых пор слякоть стала постоянным гостем зимнего города. Непонятного цвета смесь из снега, воды и грязи хлюпала под ногами и вылетала из-под колёс электромобилей, оседала на одежде.

Я поморщилась. Неправильная зима. Зима должна быть светлой, пушистой, снежной! По-настоящему снежной! А что это такое? Город? В памяти всплывали образы заснеженной Москвы, наполненной многообразием зимних дневных пастельных оттенков и ярких ослепительных ночных огней. Нет, дело не в городе. Тогда что происходит сейчас? Не серость, ни в коем случае. Просто в некогда идеальной композиции с каждым годом становится всё больше электрических огней и всё меньше снега, нежной пастели.

– Раньше было более снежно… – повторяю я мысль вслух и ухмыляюсь: – а ещё трава была зеленее и колбаса с мясом. Верно, Варя? Да у тебя синдром утёнка.

Нда… Почему-то каждый раз, когда начинаю говорить сама с собой, без колкостей не обходится. Однако снега, и правда, было больше, а огней меньше.

Ничего не поделаешь. Потепление, обилие техники и людей. Прогресс не стоит на месте, город преображается. Совсем ребёнком мне казалось, что сердце Москвы сияет ярче солнца, и невозможно придумать более чудных и изобретательных зимних украшений, но каждый год находила, да и нахожу до сих пор, что ошибалась.

Это, должно быть, хорошо.

Но при этом мне становится очень тоскливо. Всё движется слишком стремительно для меня, я не поспеваю за развитием мира, за изменением людей. Если честно, и не особо хотела. Мне нравился мой чудесный маленький мир, застывший в моей памяти. Ещё с детства меня тянуло в далёкое прошлое, что дарили мне книги, и мой упрямый разум неизменно отвергал движение технического прогресса.

В моём детстве, даже самом раннем, были компьютеры. Но всю жизнь меня охватывала паника, когда обстоятельства вынуждали взаимодействовать с чем-то сложнее открытия простенькой игры. Приходилось вечно терроризировать сестру для взаимодействия с техникой. Конечно, с годами стало проще, но неприязнь к технике осталась. Не правда ли, забавно?

Останавливаюсь и смотрю вокруг. Как далеко я зашла, погрузившись в свои мысли и не видя дороги?

Вижу внушительное, величественное белое здание с восемью колоннами. Я на месте.

Покопавшись в сумке, достаю билет. Времени ещё предостаточно. Осталось дождаться, когда с работы подъедет сестра. Именно она после долгих моих препирательств вручила мне билет. Я тогда не сразу поняла, к чему Милана клонит, заговорив о театре. А когда, наконец, дошло, что она хочет взять меня на балет, категорически отказала.

– Да ладно тебе! – всплеснула руками Мила. – Ведь ты явно всё ещё любишь театр, особенно балет. Постоянно раньше на него ходила, трещала о нём без умолку, – она прищурилась, – и всё ещё канифолишь мне этим мозги.

Это была чистая правда. Балет всегда был для меня чем-то особенным. Я безумно любила любое проявление театра, но балет… Будучи ребёнком, всегда смотрела его по телевизору, а родители дивились, что может понять маленькая девочка в замысловатом танце? Но я всё понимала и всегда с восторгом делилась впечатлениями. Потом были походы в театр. А последние годы… И вновь странная грусть обволокла меня. Последние годы приходилось довольствоваться записями старых представлений, всего, что мог предоставить мне интернет.

– Варь, ну вот серьёзно, как давно ты не была в театре? Очень давно не слышала, чтобы ты туда ходила.

Я нахмурилась. Лет двадцать точно.

– Милана, – я надеялась донести мысль как можно понятнее, – я не хожу туда именно потому, что люблю театр, понимаешь? Театр. А то, что сейчас творится – чистый фарс! Нет, конечно же, я ничего не имею против зелёного фона и таких же костюмов (чистая ложь), но это не театр (если, конечно, они умышленно не изображают группу умалишённых).

Перед глазами снова всплыла картина моего последнего похода на тогдашнюю новинку. На стены и костюмы накладывались голограммы (или что-то в этом духе), которые то и дело лагали, открывая зрителю, что король на самом деле голый.

Меня перекосило.

Впрочем, Мила не слушала. Уж я-то знаю это выражение. Говори мол, сестрица, что хочешь, а когда закончишь, я продолжу настаивать.

– Варвара, – она скопировала мой тон, – откуда ты можешь всё это знать, если не видела сама?

– Ты же знаешь, что видела, – вспылила я. Ненавижу, когда она считает, что я говорю неправду.

Мила покачала головой. Было видно, что она тщательно подбирает слова.

– Угх. Ты не понимаешь. Во-первых, ты видела только то, что было новинкой лет э… – сестрица показательно приняла на секунду задумчивый вид, – сто назад? Во-вторых, проекция декораций и костюмов на актерах – вариант для начинающих.

– Тебе-то откуда знать? Ты же не интересуешься театром!

– Навела справки, не перебивай. А в-третьих, далеко не все театры пользуются одними только спецэффектами. И вообще, выбора у тебя нет.

Она торопливо полезла в телефон, начиная что-то судорожно искать.