Москва Икс - [57]

Он лежал на полу, подошли люди, волоком дотащили до кирпичной стены, наручники оставили только на запястье правой руки, пристегнули их к ржавому кольцу, торчавшему из пола, надели на голову черный мешок, стало трудно дышать, он снова закричал от боли и обмочился. Дышать стало еще труднее, он начинал хрипеть, тогда давали воздух, но вместе с ним приходила боль, наступала темнота. Наконец, мешок с головы сняли, но светлее не стало, откуда-то, из этой темноты, появился седой благообразный человек с бородкой клинышком в белой курточке. Он задрал рубашку и сделал два укола в живот, третий укол в плечо, и раздеваться не пришлось, оказалось, что костюм с него уже содрали, а рубаха превратилась в лохмотья.

После уколов заболела голова, тело стало слабым, будто было сделано из старых тряпок, и кое-как сшито, к горлу подступила тошнота, его вырвало. Ясно: мучители боятся, что у Кторова наступит болевой шок или сердце не выдержит, остановится, и вот позвали этого старого козла в белой курточке, доктора Айболита, уголовного лепилу с его долбаными уколами. Лучше бы не звали, а дали сдохнуть…

Прошло какое-то время, — и стало немного лучше, он успел отдышаться, но снова кто-то сел на ноги, пришла боль, адская, нечеловеческая, почему-то казалось, что от нее лопнут глаза, вылезут наружу и лопнут, он закричал, кажется, сорвал голос и снова лишился чувств. Дышалось тяжело, на голове был темный матерчатый мешок, почти не пропускавший воздуха, его веревкой или ремнем стягивали на шее, когда Кторов готов был потерять сознание, воздух давали. Из этой темноты раздался незнакомый картавый голос:

— Ты хоть понимаешь, что ты у этой сучки был вместо котенка? Она поиграла с тобой, использовала в своих целях и все… Бросила, забыла. Ты отдал за нее карьеру морского офицера, через два-три дня — станешь инвалидом, развалиной. Господи, ты уничтожил свою жизнь, и не стыдно быть таким дураком…

Кторов уже запутался в лабиринтах боли и страха, он плохо себя контролировал и не мог поручиться, был ли этот картавый реальным человеком или это он сам, Кторов, выяснял отношения с собой же. Какое-то время он лежал на полу, сознание мутилось, на голове по-прежнему был мешок из темной ткани, — и снова раздался чужой, незнакомый голос, не тот противный, а приятный баритон, человек был совсем близко, чуть не в ухо говорил:

— Кто тебе помогал? Кто, лучше скажи?

Он промолчал, когда подступила боль, до крови прикусил губу. Стало казаться, что выворачивают руки, а те почему-то свободно вертятся, куда их крутят, направо и налево, — словно на шарнирах. Он слышал, как из темноты кто-то громко кричал, звал на помощь, значит, тут есть и другие задержанные, которых мучают, как и его, — крик вдруг оборвался, стало совсем тихо. А эта тишина была тонкой и хрупкой, как перетянутая гитарная струна. Тут неожиданно Кторов понял, что кричал он сам. Когда открыл глаза, вокруг были люди, которых он раньше не видел или все-таки когда-то видел, но забыл, они отстегнули наручники, помогли подняться и пройти в дальний темный угол. Ног он почти не чувствовал, колени подгибались, двое мужчин держали его под локти, не давая упасть.

В углу оказался коридор, слабо освещенный, какой-то бесконечный, а дальше дверь в душевую. На деревянную лавку положили два полотенца, казенное застиранное белье, — майку, трусы и халат с завязками на спине, какие выдают в больницах, повели к душу. Кто-то вымыл ему голову, потерли спину и грудь, смывая засохшую кровь и пот. Потом подвели к раковине и дали зубную щетку, но руки дрожали так, что он не смог ее взять, тогда какой-то мужчина приказал оскалить зубы и почистил их, дал полоскание и сказал, что оно успокаивает кровотечение во рту. Зубы почему-то качались, если чуть надавить на них языком, а из десен сочилась кровь.

Он стоял, держась за раковину двумя руками, смотрел на свое отражение в ржавом зеркальце, — и хотелось плакать. Нет, на лице не было ссадин, но, казалось, он постарел лет на двадцать, даже поседел, казалось, что глаза таки вылезли наружу и лопнули. Он долго пил холодную воду из-под крана, чтобы отогнать страшное наваждение, чувствуя боль в каждой клеточке тела. Хотелось умереть, но этого с ним не случится, его спасут, опять появится этот старый гриб в белом пиджачке и со шприцами, — вытащит с того света. Снова дадут передышку, может быть, покормят, и все продолжится. Кто-то сказал: пора.

Он надел халат и поплелся назад, с трех сторон окруженной незнакомыми мужчинами. Они были готовы подхватить его на лету, если Кторов, не дай бог, оступится или ноги перестанут держать. За столом сидел Ильин и просматривал какие-то бумаги, Кторова он не удостоил даже взгляда, перевернув страничку, Ильин прикурил сигарету и, стряхивая пепел на пол, продолжил чтение, за его спиной горела яркая лампа на треноге, слепившая глаза, такие попадаются у фотографов. Кторов ерзал на табурете, ему снова хотелось пить, он качал языком зубы, чувствовал вкус крови и старался не замечать свой дикий животный страх, будто его не было.

* * *

Ильин закончил чтение, бросил окурок в жестяную банку и стал вертеть на указательном пальце брелок, он спросил, не хочет ли гражданин задержанный что-то сказать и снять с души камень. Кторову казалось, что передние зубы качаются так, что вот-вот выпадут и он выплюнет их один за другим или все вместе.