Москва и татарский мир - [43]
У тебя прошенье наше то стоит: Абдыл-Летифу царю поместив (выделено мной. — Б. Р.) дав, у себя его добром держишь, нам он дитя стоит, а он к тебе не лихом ехал, ты просил добром, и мы отпустили дитя свое добром — не мочно ли нам было его кормити? Нашим здоровьем Абдыл-Летифу царю так быти непригоже. И ты не всхочешь его у себя кормити, Бог нам дал, улусы у нас есть, и ты его к нам отпусти. Наше прошенье инаково учинишь, то тебе брату нашему непригоже>422.
Интересен термин источника по поводу характера держаний, предоставлявшихся татарским выходцам, — «поместье»[117]. Это русский перевод слова, которым оперировали при общении с татарами. Как звучал этот термин в татарской версии дипломатической переписки, неизвестно. Возможно, «юрт»? Или, по предположению В. В. Трепавлова, «белек»? При первом допущении политический статус московских «юртов», предоставляемых татарам, снижается. В таком случае это даже не княжество — иногда в татарском мире слово «юрт» обозначало удельное владение в составе более крупного>423[118].
Менгли-Гирей и Нур-Султан были серьезно и обоснованно озабочены положением Абд ал-Латифа. На данный момент Абд ал-Латиф являлся низложенным правителем, обвиненным в нарушении своих клятв Москве. Его родные, вероятно, быстро вспомнили о жестком отношении Москвы к тем Джучидам, которые ранее нарушали свои обязательства по отношению к великому князю и после этого попадали в его руки.
Крымские родственники Абд ал-Латифа настаивали на полной реабилитации. Это означало, что он должен либо получить земельные владения в Московском государстве, либо быть отпущен в Крым. Ответ великого князя на эти запросы сильно отличался от его прежней дипломатической практики. Вместо задержек ответа, увиливаний и полумер, как в случае с подобными требованиями относительно Нур-Даулета>424[119], великий князь ответил необычно:
А которых жены и дети нынеча у меня в базаре, ино тех не царевы базарци>425.
Иван подразумевал, что семья Абд ал-Латифа находится при его дворе и, соответственно, в его полном распоряжении, и Менгли-Гирею не следует заботиться об их участи, т. к. теперь они не крымские придворные — «базарцы», а субъекты великокняжеского права. По всей видимости, это означало ясный ответ Крыму — прекратить вмешиваться в отношения Москвы с Абд ал-Латифом.
Резкий отказ великого князя спровоцировал не менее резкое возражение со стороны Менгли-Гирея. Если Иван не сделает Абд ал-Латифа снова своим «сыном», хан разорвет свой союз с Москвой>426. Перед лицом повторяющихся протестов Крыма Москва перешла на более примирительный тон, сделав серию уступок на протяжении последующих пяти лет. В 1504 или 1505 г. Абд ал-Латиф был освобожден из-под стражи в Белоозере и получил разрешение прибыть в Москву>427. Его поселили в Кремле на особом подворье>428, и он содержался на положении почетного пленника>429. Вскоре его матери Нур-Султан было разрешено посетить Москву. В итоге, в конце 1508 г. преемник Ивана III Василий III согласился на прощение Абд ал-Латифа и вновь подтвердил официальные отношения с «заблудшим» Джучидом. Данный акт включал в себя возобновление образных «родственных» связей с Абд ал-Латифом и наделение его московской территорией, где он и его родственники и люди могли бы поселиться>430.
Церемония и документация, сопровождавшие «прощение» хана, была весьма детальной. Делегация крымских послов высокого ранга прибыла в Москву для проведения переговоров по поводу условий «реабилитации» Абд ал-Латифа. Возник вопрос относительно территории, которую получит Абд ал-Латиф в управление. Крымцы настаивали на южной Кашире, московские бояре — на территории поближе к Москве>431[120]. Крымцы также требовали, чтобы великий князь признал хана «другом и братом», в то время как еще в 1504 г., при жизни Ивана III, их требования не простирались далее «друга и сына» (во властной иерархии того времени «сын» однозначно имел более низкий статус, нежели «брат»), В итоге московские представители согласились на «друга и брата», в то время как крымцы вынуждены были отказаться от притязаний на Каширу. Абд ал-Латиф получил Юрьев-Польский «с данью и со всеми пошлинами».
В декабре 1508 г. между Абд ал-Латифом и великим князем было заключено специальное соглашение, которое регулировало отношения между ними и их людьми>432. Возможно, с некоторыми ограничениями это соглашение можно экстраполировать на некоторые другие «контракты» с мусульманскими династами, обосновавшимися в Московском государстве. Его условия весьма показательны, особенно в плане проведения некоей условной границы во взаимоотношениях между московскими правителями и прежними своими сюзеренами — Джучидами[121].
Когда все нюансы были обговорены, официальная церемония клятвоприношения была проведена в Кремле. Во время этой церемонии Василий напрямую обратился к Абд ал-Латифу. Многословная речь включала в себя детальную историю прежних отношений Абд ал-Латифа с Москвой, в том числе перечисление всех его проступков перед великим князем и оправдание всех действий Москвы по отношению к хану, зачитывание нового соглашения между Абд ал-Латифом и великим князем, а также согласие великого князя простить Абд ал-Латифа в знак особой благосклонности Василия III по отношению к Крыму
Что же означает понятие женщина-фараон? Каким образом стал возможен подобный феномен? В результате каких событий женщина могла занять египетский престол в качестве владыки верхнего и Нижнего Египта, а значит, обладать безграничной властью? Нужно ли рассматривать подобное явление как нечто совершенно эксклюзивное и воспринимать его как каприз, случайность хода истории или это проявление законного права женщин, реализованное лишь немногими из них? В книге затронут не только кульминационный момент прихода женщины к власти, но и то, благодаря чему стало возможным подобное изменение в ее судьбе, как долго этим женщинам удавалось удержаться на престоле, что думали об этом сами египтяне, и не являлось ли наличие женщины-фараона противоречием давним законам и традициям.
От издателя Очевидным достоинством этой книги является высокая степень достоверности анализа ряда важнейших событий двух войн - Первой мировой и Великой Отечественной, основанного на данных историко-архивных документов. На примере 227-го пехотного Епифанского полка (1914-1917 гг.) приводятся подлинные документы о порядке прохождения службы в царской армии, дисциплинарной практике, оформлении очередных званий, наград, ранений и пр. Учитывая, что история Великой Отечественной войны, к сожаления, до сих пор в значительной степени малодостоверна, автор, отбросив идеологические подгонки, искажения и мифы партаппарата советского периода, сумел объективно, на основе архивных документов, проанализировать такие заметные события Великой Отечественной войны, как: Нарофоминский прорыв немцев, гибель командарма-33 М.Г.Ефремова, Ржевско-Вяземские операции (в том числе "Марс"), Курская битва и Прохоровское сражение, ошибки при штурме Зееловских высот и проведении всей Берлинской операции, причины неоправданно огромных безвозвратных потерь армии.
“Последнему поколению иностранных журналистов в СССР повезло больше предшественников, — пишет Дэвид Ремник в книге “Могила Ленина” (1993 г.). — Мы стали свидетелями триумфальных событий в веке, полном трагедий. Более того, мы могли описывать эти события, говорить с их участниками, знаменитыми и рядовыми, почти не боясь ненароком испортить кому-то жизнь”. Так Ремник вспоминает о времени, проведенном в Советском Союзе и России в 1988–1991 гг. в качестве московского корреспондента The Washington Post. В книге, посвященной краху огромной империи и насыщенной разнообразными документальными свидетельствами, он прежде всего всматривается в людей и создает живые портреты участников переломных событий — консерваторов, защитников режима и борцов с ним, диссидентов, либералов, демократических активистов.
Книга посвящена деятельности императора Николая II в канун и в ходе событий Февральской революции 1917 г. На конкретных примерах дан анализ состояния политической системы Российской империи и русской армии перед Февралем, показан процесс созревания предпосылок переворота, прослеживается реакция царя на захват власти оппозиционными и революционными силами, подробно рассмотрены обстоятельства отречения Николая II от престола и крушения монархической государственности в России.Книга предназначена для специалистов и всех интересующихся политической историей России.
К трехсотлетию воссоединения Украины с Россией.
В книгу выдающегося русского ученого с мировым именем, врача, общественного деятеля, публициста, писателя, участника русско-японской, Великой (Первой мировой) войн, члена Особой комиссии при Главнокомандующем Вооруженными силами Юга России по расследованию злодеяний большевиков Н. В. Краинского (1869-1951) вошли его воспоминания, основанные на дневниковых записях. Лишь однажды изданная в Белграде (без указания года), книга уже давно стала библиографической редкостью.Это одно из самых правдивых и объективных описаний трагического отрывка истории России (1917-1920).Кроме того, в «Приложение» вошли статьи, которые имеют и остросовременное звучание.