MOSKVA–ФРАНКФУРТ–MOSKVA - [10]

— Куда скрылся, Оттоманский берег? Э-ге-ге! — весело кричал Печерский на пляже. И, чтобы повеселить жену, прикладывал ладонь козырьком ко лбу. Жена вяло улыбалась в ответ, она старалась не показывать мужу своих болячек.

После отпуска на юге Максим Максимыч выглядел отдохнувшим и помолодевшим. На кафедре он считался красавцем-мужчиной, на него с интересом поглядывали одинокие дамы средних лет. Одиноких женщин средних лет не так уж и мало. Можно предположить, что примерно каждая вторая ею является или таковой себя чувствует. Семейное положение роли здесь не играет.

Но Печерский оставался для женщин неприступен, его верность Бэле Константиновне не омрачилась ни единым проступком, ни одним сколько-нибудь стоящим увлечением.

Жизнь текла, как равнинная река, тихо и без резких поворотов. Потом в стране начались перемены. Вначале жить ещё как-то можно было, но постепенно становилось труднее и труднее. Зарплату повсеместно задерживали. Максим Максимыч и Бэла Константиновна и раньше не шиковали, теперь стало совсем уж не до роскоши. Печерский старался несмотря ни на что писать статьи о Турции. Брали их теперь плохо. У издательств не хватало денег на подобную писанину. Старые общественно-политические журналы закрылись, издательства разорились или печатали рекламную белиберду. А в стране вдруг повеяло Турцией, словно тёплым ветром с дальнего берега: на базарах продавали турецкие наряды, в Москву потянулись группы турецких строителей, они строили быстро и сравнительно недорого. Турецкая фирма «Энка» заключила договор на постройку комплекса Газпрома.

— Может, тебе в какую-нибудь строительную фирму переводчиком устроиться, — спрашивала Бэла Константиновна мужа, — у тебя университетское образование и опыт преподавания?

— Мне уже за пятьдесят, и я не строитель. Им любой азербайджанец переведёт лучше, — сухо отвечал Максим Максимыч. — В строительстве я не понимаю. Что я им буду преподавать?

По нервному подёргиванию лица Бэла Константиновна догадывалась, что муж злится. Чтобы не вызывать, не дай Бог, приступа шизофрении, жена умолкала. «Конечно, он весь в науке, ему надо о серьёзных вещах думать», — говорила себе Бэла Константиновна, но ей стало казаться, что, несмотря на упорную работу над статьями, интерес Максима Максимыча к Турции стал угасать. Работа над статьями не клеилась. Когда передавали по телевизору репортажи из Турции, Максим Максимыч уныло глядел в экран, делая вид, что его это не интересует или совсем отворачивался. Потом он произносил себе под нос что-то вроде:

— Если бы не наша революция, ещё не ясно, как бы дело ваше обернулось. Раздавила бы вас АНТАНТА.

Видя такой упадок духа у мужа, Бэла Константиновна решила обратиться за советом к врачам. В поликлинике знакомый психиатр ничего путного посоветовать не мог.

— Сейчас время такое, что тут сделаешь? Отвлекайтесь, работайте больше на свежем воздухе, на даче.

— У нас нету дачи, — тихо ответила Бэла Константиновна, словно в этом была её вина.

— Ну, можете дать прочесть мужу что-нибудь о позитивном мышлении, Карнеги, например.

Из поликлиники Печерская вернулась домой расстроенная.

— Может, купим дачу, — спросила она за ужином Максима Максимыча, — свежий воздух и всегда свои овощи, а?

— Я ж не крестьянин, никогда в колхозе не работал и не буду, чем, кстати, горжусь. Дача наша сгорит или рухнет, и ты себе здоровье надорвёшь.

Упрямство и железная логика Максима Максимыча вконец расстроили и обозлили его супругу.

— Ну, и сиди перед телевизором, жди прихода АНТАНТЫ! — закричала она.

— В таком тоне, дорогуша, ты со мной не разговаривай, — Печерский встал из-за стола. От резкого толчка посуда зазвенела. Сумрачный, с отрешённым лицом демона, он прошёл в кабинет, заперся там и просидел в одиночестве на диване до утра. Под дверью тихо плакала Бэла Константиновна, извинялась и просила мужа открыть.

Примерно через месяц после этого случая, опять за ужином, Бэла Константиновна рассказывала про новые учебники литературы, про разнобой в учительских головах и отсутствие единой программы. Максим Максимыч кивал, а потом спросил ни к селу, ни к городу:

— Куда поедем отдыхать летом, как ты думаешь?

Бэла Константиновна оторвалась от тарелки жиденького супа, который ела по совету докторов. Посмотрела в лицо мужу, не шутит ли. Но лицо имело серьёзное выражение, без признаков помешательства.

— У нас же денег в обрез, куда теперь поедешь?

— Понимаешь, я чувствую, что не могу без юга, я тут зачахну от пыли, — произнёс Максим Максимыч и скорчил такую болезненную гримасу, что стало очевидно: пыль уже начала свою разрушительную деятельность.

Оказывается, некоторое время назад Максим Максимыч приметил в одной газете объявление о дешёвом отпуске в Турции. С тех пор идея поехать в Турцию преследовала его днём и ночью.

Печерский взглянул в преданные глаза, согласные на любую жертву ради него, и убедился, что не прогадал, женившись раньше всех своих сокурсников на красивой, но слегка медлительной в движениях студентке педагогического факультета с редким именем.

Собранный заботливой Бэлой Константиновной Максим Максимыч прибыл в Измир первым, утренним рейсом. Одет он был в старый, парадный, тщательно отглаженный костюм. Из аэропорта следовало добираться до места, где находился отель, ещё три часа на автобусе.