Москва. Близко к сердцу (Страницы героической защиты города-героя 1941—1942) - [32]

Полосухин запомнился мне таким: выше среднего роста, лысеющий со лба, для комдива молод, подтянутый, уравновешенный, голоса не повышал, умел слушать других и сам объяснял терпеливо. Осталась в памяти его беседа с артиллеристами; он подсказал им, где у немецких танков броня потоньше, шла также речь об особенностях стрельбы прямой наводкой. Несколько раз, то ли по аналогии, то ли, наоборот, подчеркивая несхожесть обстановки, упоминал о боях на Хасане. Со сдержанной гордостью сказал мне, что после боев с японцами в дивизии насчитывалась тысяча орденоносцев. Я делал отрывочные записи в моем видавшем виды блокнотике, трижды намокавшем в речках и трижды высушенном у костров. От Полосухина узнал, что дивизию первоначально направили к Ленинграду. 26 сентября началась разгрузка на станции Волховстрой, но в связи с операцией "Тайфун" 5 октября погрузились снова — скорее на можайский рубеж.

Напутствуя командиров, спешивших после рекогносцировки в свои полки, батальоны, Виктор Иванович Полосухин, стоя на холме, который, по-видимому, был редутом батареи, сказал многозначительно:

— Нас ждет жестокий бой. Будем биться с фашистами на Бородинском поле. Выстоять любой ценой — вот приказ. Такая нам досталась доля!

Эти слова прозвучали с особенной силой здесь, где рядом с памятником Кутузову и русским солдатам, героям исторического сражения, торчали сегодня надолбы, виднелись установленные на днях противотанковые ежи, склепанные или сваренные крест-накрест. Они уходили к горизонту бесконечно длинными рядами, похожими на позвоночники невиданных доисторических чудовищ…

В глубоких окопах сидели истребители танков с зажигательными бутылками и связками ручных гранат, к сожалению, без противотанковых…

Оценим по достоинству предусмотрительность Полосухина: он еще на Дальнем Востоке и в Сибири на полигонах, на полевых занятиях, на маневрах приучал своих бойцов втискиваться в узкие окопы, чтобы остаться неуязвимыми для танков противника. Он проводил учебную обкатку — пропускал танки над окопами, где сидели пехотинцы, чтобы те поскорее преодолели танкобоязнь, чтобы в боевых порядках не было растерянности в критические минуты боя…

И часа не успели отдохнуть после долгой дороги, после выгрузки. Скорее дойти до Бородинского поля, окопаться на его высотках, курганах! Каждый час следует опасаться появления танков противника, а после вяземского окружения наши танки на этом участке фронта наперечет…

Следовало срочно подготовить к взрыву мост на автостраде. Хоть Еленька — речка-невеличка, но, поскольку вдоль берега отрыты высокие эскарпы, преграда для танков серьезная. Успели установить бронеколпаки для пулеметов, а рабочие Московского метрополитена соорудили мощные доты.

Совсем недавно на Бородинском поле каждый день трудились на оборонительных рубежах москвичи. Трудились допоздна, уходили на ночлег в деревню за речкой Еленькой, над колонной землекопов звучала песня "Там вдали, за рекой…". Пели сыновья, дочери "юных бойцов из буденновских войск", которые "на разведку врага поскакали". Но кто знал, что одну из рот московских коммупистов-саперов, работавших здесь, возглавлял пожилой эстонский коммунист Николай Мартынович Кооль, автор песни "Там вдали, за рекой…"?

От советского информбюро

Вечернее сообщение 13 октября: после многодневных ожесточенных боев наши войска оставили г. Вязьму.

Вечернее сообщение 15 октября: "В течение ночи с 14 на 15 октября положение на Западном направлении фронта ухудшилось. Немецко-фашистские войска бросили против наших частей большое количество танков, мотопехоты и на одном участке прорвали нашу оборону".

"И клятву верности сдержали…"

В ночь на 13 октября, перед самым рассветом, наши саперы взорвали мост у села Верхняя Ельня, где проходил передний край обороны. Последним по мосту прошел танк из 18-й бригады, на буксире он тащил другой, подбитый танк.

Наибольшая ответственность легла в те дни на 17-й Краснознаменный полк и батальоны курсантов. В центре их обороны находились автострада Минск — Москва и железная дорога, а окопы правофлангового батальона тянулись по самому Бородинскому нолю.

В штабе 5-й армии получили директиву из Ставки Верховного Главнокомандующего, назавтра она стала известна в дивизии: "Немедленно привести войска в боевую готовность и в случае наступления противника стоять насмерть, не допустить прорыва Можайского укрепленного района".

Ранним утром 13 октября немцы двинулись к Шевардинскому редуту, Багратионовым флешам, к батарее Раевского. Редут защищала 6-я рота 17-го полка, на флешах вкопалась в землю 5-я рота, рядом когда-то отбивались пушкари Раевского, это совсем близко от музея. С закрытых позиций вела огонь батарея старшего лейтенанта Нечаева. Разрывами снарядов разметало телефонные провода, и связисты, стоявшие вдоль линии, голосом передавали команды артиллеристам.

К концу боя на позиции, где когда-то вела огонь батарея Раевского, во взводе младшего лейтенанта Милова уцелело одно орудие, а из прислуги остался в живых только наводчик Федор Чихман. Справа у флешей Багратиона показался немецкий танк. Чихман успел зарядить орудие, но в это мгновение разорвался снаряд и Чихману осколком оторвало правую руку. Обливаясь кровью, очнувшись после потери сознания, превозмогая страшную боль, он уточнил прицел, произвел выстрел одной рукой и подбил танк. Это был шестой танк на счету комсомольца Чихмана, за этот бой его наградили орденом Ленина.