Москва. Близко к сердцу (Страницы героической защиты города-героя 1941—1942) - [27]

Вот донесение генерала Функа, командира 7-й танковой дивизии, шедшей в авангарде (радиограмма была передана открытым текстом и перехвачена):

"Натиск Красной Армии в направлении Сычевки был настолько сильным, что я ввел последние силы своих гренадеров. Если этот натиск будет продолжаться, мне не сдержать фронта и я вынужден буду отойти".

В ответ на запрос командования: "Почему 7-я дивизия не идет на Москву?" — генерал Функ (его дивизия первой входила в Варшаву и в Париж) объяснил, что командующий 19-й армией русских тоже рвется к Москве и что дивизия с трудом противостоит атакам русских.

Это донесение подтвердил военный историк Клаус Рейнгардт:

"Несмотря на большие потери, русским удалось своевременно вывести из-под удара крупные силы. Выходя из окружения, русские наносили немцам очень большие потери. По донесениям командира 7-й танковой дивизии, 11 и 12 октября дивизия потеряла 1000 человек, один батальон был полностью уничтожен".

"Армии, попавшие в окружение, — вспоминал маршал Конев, — дрались героически. Они сыграли большую роль. И главное заключается в том, что они дрались, а не бежали. Если бы они бежали, то на плечах отходящих армий, имеющих малую подвижность, артиллерию на конной тяге, немцы прорвались бы еще дальше на восток"…

"Именно в эти дни, — писал генерал Лукин, — мною была получена радиограмма за подписью Сталина. В ней говорилось о том, что (пишу по памяти, так как штабные документы уничтожены, а в архивах найти радиограмму пока не удалось) приход 19-й армии к Москве необходим, защищать Москву некем и нечем"…

Моральные силы окруженных не надломились, не была поколеблена их воля, но положение с каждым днем становилось все труднее: на исходе снаряды, горючее, продукты; медпункты переполнены ранеными, не хватало медикаментов. 19-я армия сражалась нерасчлененная, но выходить из окружения Лукин приказал отдельными группами.

"Предварительно я спросил, — вспоминал М. Ф. Лукин, — все ли орудия взорваны, машины сожжены, конский состав уничтожен. Мне доложили, что первое и второе выполнено, а на то, чтобы уничтожить конский состав, ни у кого рука не поднялась. Коней распустили по лесу".

В последнем бою, раненный в руку и в ногу, находясь в беспамятстве, генерал попал в плен, ему ампутировали ногу. "Героизм Михаила Федоровича в боях в период окружения, его мужественное поведение в плену достойны самой высокой похвалы" (И. С. Конев).

Некоторые немецкие генералы сообщали о тяжелых боях под Вязьмой. Но Гитлер не хотел знать о потерях в своих двадцати восьми дивизиях. Ему хотелось думать, и он уверял других, что русский фронт разгромлен…

Первоначальный план "затопить Москву и ее окрестности" признали не осуществимым, и 12 октября Гитлер предписал:

"Капитуляцию Москвы не принимать, столицу советскую окружить и подвергнуть изнуряющему артиллерийскому обстрелу и воздушным налетам".

В тот день, когда в воспаленном мозгу фюрера возникла эта бредовая идея, на станции Бородино выгружались головные эшелоны 32-й стрелковой дивизии полковника Полосухина.

Много времени спустя Лукину стало известно о словах Сталина, сказанных им одному советскому военачальнику: "Передайте спасибо Лукину, он помог нам тогда выиграть время и подтянуть сибирские дивизии"…

"Седьмого октября, сдав командование начальнику штаба Ленинградского фронта генералу Хозину, я вылетел в Москву… — читаем в воспоминаниях маршала Жукова. — Прилетел уже вечером и сразу же направился на квартиру к Сталину в Кремле. Сталин болел гриппом, но работал. Поздоровавшись кивком головы, он предложил посмотреть на карту и сказал:

"Вот, смотрите, какая сложилась обстановка на Западном направлении. Не могу, — говорит, — добиться ясного доклада, что происходит сейчас. Где противник? Где наши войска? И если вы можете, поезжайте немедленно в штаб Западного фронта, разберитесь там с обстановкой и позвоните мне в любое время суток, я буду ждать…"

На Западном направлении сложилась крайне опасная обстановка. Все пути на Москву, по существу, были открыты, лишь на можайской линии находились наши небольшие части, но они, естественно, не могли остановить противника. Единственно… выигрышное положение… немцы… все их главные силы скованы действиями наших окруженных частей, западнее, юго-западнее Вязьмы"…

В дни упорных боев в вяземском котле удалось выиграть время для организации обороны на можайском рубеже, сюда срочно подтягивались силы.

— Была ли уверенность у нас, у штаба фронта, что мы удержим эту линию обороны и сумеем остановить противника на можайском рубеже? Должен прямо сказать, — ответил после войны Г. К. Жуков на вопрос Константина Симонова, — полной уверенности у нас, конечно, не было.

Москва еще не знала, на каком рубеже она остановит врага. Но, используя каждый день, выигранный в боях, каждый час, Москва готовила оборону на всех рубежах, вплоть до рубежа Садового кольца.

Генерал армии Жуков вступил в командование Западным фронтом 10 октября в 18.00. Он делал все от него зависящее, чтобы стабилизировать линию фронта и если не остановить, то замедлить продвижение фашистской железной машины на восток.