Москва бандитская - [2]
Конечно, очень многое изменилось. Сыщики девяностых имели в арсенале борьбы с преступностью, как шутят они сами, лишь блокнот и ручку. Сегодняшние опера имеют другие возможности. В их распоряжении сотни тысяч видеокамер, контролируемый трафик телефонных переговоров, электронные системы распознавания лиц, технологии, позволяющие отслеживать финансовые потоки. Поможет ли это контролировать ситуацию в мегаполисе, где стремительно растет этническая преступность, остаются нерешенными серьезные экономические проблемы, все труднее контролировать территорию разрастающегося мегаполиса? Ответ на этот вопрос мы узнаем скоро.
Упомянутые в книге события и имена кажутся ушедшими в прошлое. Но оно совсем рядом.
Недавно автор этих строк навещал могилы родных на Ваганьковском кладбище. Старинный московский погост, где покоится прах многих замечательных людей, стал местом упокоения и вора в законе Вячеслава Иванькова — самого уважаемого лидера преступного мира России. Пожалуй, никто из воров в законе не имеет такой удивительной биографии, похожей на сюжет романиста Дюма.
Найти могилу на бескрайнем старинном кладбище нелегко. Увидев работника кладбища, я спросил: «Где могила Иванькова?» Молодой парень, даже не повернув головы, не дожидаясь, когда я до конца произнесу фамилию Иваньков, тут же ответил: «Участок 52». Это я к тому, что прошлое только кажется далеким. Осознаем мы это или нет, мы связаны с ним неразрывно. Ведь настоящее — лишь мгновение между вчерашним и завтрашним днем.
Из тени в свет перелетая
Немногие из счастливчиков, зачитывавших до лохмотьев появившийся в конце семидесятых самиздатский перевод гангстерского романа Марио Пьюзо «Крестный отец», догадывались, что российская реальность не менее крута и колоритна. В стране, впервые за послевоенное время, вновь возрождались воровские традиции, возникли дерзкие и многочисленные бандформирования со своими отечественными «донами корлеоне».
О происходящем не имели представления не только рядовые граждане, но и милиционеры. Большинство населения свято верило в поступательное движение социализма, ориентировалось на официальную пропаганду, уверявшую, что скоро преступность будет окончательно побеждена. Мой друг, возглавляющий ныне одно из ключевых подразделений МВД, рассказывал, как еще в семидесятых годах, учась в Омской высшей школе милиции, он дискутировал с товарищами: застанут ли они после получения дипломов настоящих карманников и квартирных воров? Или новоиспеченным милиционерам их будут демонстрировать как наглядные пособия? Понятно, что в такой обстановке о латентной преступности, бандитизме и подпольных мультимиллионерах речь просто не заходила.
Между тем именно тогда был заложен фундамент для возникновения чисто российского феномена, о котором сейчас спорят ученые-криминологи: почему отечественные мафиози основной доход получают, обеспечивая так называемую крышу бизнесменам, банкирам, владельцам магазинов, рынков и ресторанов? Ведь во всех странах, где преступность представлена в организованных формах (США, Японии, Италии и нескольких государствах Латинской Америки), большая часть поступлений в криминальные сообщества идет от торговли наркотиками, оружием, контроля секс-индустрии — традиционных сфер влияния мафиозных кланов.
Объяснение кроется в особенностях развития национальной экономики. В огромной постгулаговской империи всеобщая секретность и зашоренность населения была на руку не только управляющему госаппарату, но и тем, кто разворачивался за рамками закона. Страна, где центром планировалось все и вся, постепенно оттаивала от страха перед регулярными сталинскими чистками. Формировался слой чиновников-взяточников, как теперь принято говорить — коррупционеров, охотно использовавших свои полномочия в корыстных целях.
Изобретать велосипед не пришлось. Система приписок и круговой поруки существовала и безотказно действовала еще при Сталине. Ее показал Александр Солженицын в главе «На чем стоит Архипелаг» третьей части исследования «Архипелаг ГУЛаг». Тухта, или приписки, по которым формировались народнохозяйственные сводки Минлеса, в те годы помогали выживать заключенным на лесоповале, добиваться наград их конвоирам и успешно отчитываться министерским чиновникам. Система получила, по мнению писателя, общегосударственное распространение. После разрушения ГУЛага она сохранилась, но приобрела совершенно иное значение. Теперь приписки, фальсификация документов, двойная бухгалтерия помогали не выживать, а наживаться.
Процесс облегчался двумя факторами — гипертрофированной централизованностью экономики и огромным бюрократическим аппаратом. От чиновников бесчисленных министерств и главков зависели распределение материальных и людских ресурсов, финансирование, объемы государственных заданий и оценка работы целых отраслей. Они могли протолкнуть нужный документ, в выгодном свете представить бесперспективный проект, «помочь» высокому руководству разобраться в кадровом вопросе. Главное — проситель, ходатай или снабженец должен был знать, к кому подойти и сколько дать… Чиновники рисковали сознательно и небескорыстно, стимулировали хищения, взяточничество и спекуляцию.
