Москва-400 - [4]

Шрифт
Интервал

Приплыли

Мимо Гаваны проходили ночью. Каким-то я образом оказался на палубе. Помню, город весь в огнях. Куба плывёт мимо, а мы сидим и ждём, ждём. Никто нам не говорит, когда останавливаемся. Но должны же когда-нибудь остановиться!

Уснули в конце концов. И вот утро. И тихо-тихо. Не работают двигатели! Все высыпали на палубу, а там воздух такой прозрачный, и горки на берегу. Берег недалеко, бухточка небольшая. Звук на большое расстояние разносится, и слышно, как два кубинца перекликаются гортанными голосами — с эхом. Ё-моё. Всё такое необычное. Не забыть.

Кабаньас — так называлось местечко.

Там только пирс был, и больше никакого порта. Ширина пирса метров, наверное, двадцать, а в море вдаётся метров на 250-300. Только с двух сторон и можно причалить.

Прибыл лоцман. С ним причалили.

Сразу появилось несколько катерков охраны, и кубинские пловцы стали дежурить с аквалангами. Заныривали периодически, проверяли днище. У нас тоже одно орудие было замаскировано и подготовлено для стрельбы. Сейчас думаю: хуйня какая-то. Ну что эта пушчонка могла сделать? От кого оборонять?

Первое, что я заметил на берегу, — крабы. Как раз где кончался пирс и начиналась земля, они строем через дорогу бежали, боком. Запомнилось мне.

Потом сами кубинцы. Там несколько палаток стояло солдатских. У нас глаза на лоб: пацаны от двенадцати до шестнадцати лет — такая армия. Среди них небритый команданте лет под сорок. Выглядит, как наши мужики под пятьдесят, которые за собой не ухаживают. У пацанов русские автоматы ржавые — ППШ этот с большим диском. Винтовки какие-то, карабины, револьверы. Одеты во всякую херню — ни обмундирования, ничего.

Пока мы стирались-полоскались, матрос один торговый к нам подсел, который по-испански где-то уже насобачился. Стал переводить. Кубинцы начали нас про какие-то свадьбы спрашивать, мы их про женщин, про местные обычаи. Разные матерные слова сразу все стали учить.

Разгрузка

В общем, за двое суток мы выгрузились, и сразу пришли грузовики — в основном, американские, здоровые такие. Совершили мы со всем хозяйствишком ночной марш по провинции Пинар-дель-Рио. Проезжали какие-то маленькие посёлочки, городки. А грузовики без тентов. Всё видно. Едем, глазеем на их ночную жизнь.

К утру приехали.

Расположились километрах в восьми от городка Артемиса. Самое узкое место острова: тридцать три километра от моря до моря. До Гаваны километров девяносто.

С одной стороны два больших поля, с другой — заросли. Кустарник высокий. На том месте ранчо было, и поля, видимо, тростником раньше были засеяны.

На ранчо контрреволюционер какой-то висел повешенный. Прямо перед нашим приездом кубинцы его сняли. Нам говорят:

— Враги революции отравили воду в колодце.

Опять не мыться! А жарища же страшная. Потом уже повадился я ходить на это ранчо — там водонапорная башня стояла. Наверху бетонный бак, метра три в диаметре. У бака крышка с люком — как раз пролезть можно. Внутри темно, жутковато, но вода прохладная. Залезешь и сидишь. Вылезешь, дойдёшь до части — всё, опять смерть.

На следующий день снаряды перевозили с берега — тоже на кубинских машинах. Кто-то другой на берегу грузил ящики, мы только принимать должны были. Со снарядами заодно привезли автоматы и цинки с патронами.

Вдруг шум-гам: пропало две машины с автоматами! Впереди колонны шла контролирующая машина с рацией, сзади другая замыкала, а в центре две машины подряд каким-то образом в сторону ушли. Кубинцы остановились кофе попить, или что там. Чёрт их знает, у них свои мысли. А у нас забегали все: ой-ой, расстрел, блядь! Этими автоматами батальон контриков вооружить можно!

Флора

Только мы палатки временные поставили, пушки поставили, я сразу на пальму полез за кокосами.

Нас медицина наша настропаляла: остерегайтесь! Не жрите ничего! Может быть эпидемия! Жара, холодильников ещё нет, антисанитария, экзотика, желудки не приспособлены. В предыдущей партии уже столько дизентерией заболело!

Нееет, сразу залез на эту пальму. А на верхушке-то тонко, блядь, страшно — высоко! Да ободрался весь. Да никак не открутить эту сраную кокосину. Крутил, дёргал — еле два ореха сбросил. Колотили-колотили их, ножом ковыряли — никак не вскрыть.

Потом Дима ожил, который на корабле умирал, и орешки нашёл какие-то. У него родители были то ли геологи, то ли в этом роде. Брали его с собой в экспедиции. Учили съедобные коренья искать.

Приносит он эти орешки:

— Попробуйте, — говорит. — Не знаю, как вам, а мне очень нравится.

Смотрим: кустарник с белыми ветками. Кору порежешь — смола течёт красная, тягучая, как варенье. Под кустами валяются плоды: желтоватые, продолговатые, и внутри косточка, как у сливы. Нажрались мы этих плодов и запаслись ещё. У меня карман целый был навален.

Прошло часа два с половиной от употребления, и началось: повышение температуры до сорока градусов, тошнота, судороги. Судорога начинается от ног и по всему телу поднимается волнами. И рвёт, и понос — ужас.

И главное, как раз обед. И машины эти пришли с берега. Надо боеприпасы разгружать, к войне готовиться. А мы все приготовились подыхать. Какая, на фиг, война? Какое разгружать? Какой обед?


Рекомендуем почитать
М. В. Ломоносов – художник. Мозаики. Идеи живописных картин из русской истории

М.В. Ломоносов, как великий ученый-энциклопедист, прекрасно понимал, какую роль в развитии русской культуры играет изобразительное искусство. Из всех его видов и жанров на первый план он выдвигал монументальное искусство мозаики. В мозаике его привлекала возможность передать кубиками из смальты тончайшие оттенки цветов.До сих пор не оценена должным образом роль Ломоносова в зарождении русской исторической картины. Он впервые дал ряд замечательных сюжетов и описаний композиций из истории своей родины, значительных по своему содержанию, охарактеризовал их цветовое решение.


Я твой бессменный арестант

В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.


Великие оригиналы и чудаки

Кто такие чудаки и оригиналы? Странные, самобытные, не похожие на других люди. Говорят, они украшают нашу жизнь, открывают новые горизонты. Как, например, библиотекарь Румянцевского музея Николай Федоров с его принципом «Жить нужно не для себя (эгоизм), не для других (альтруизм), а со всеми и для всех» и несбыточным идеалом воскрешения всех былых поколений… А знаменитый доктор Федор Гааз, лечивший тысячи москвичей бесплатно, делился с ними своими деньгами. Поистине чудны, а не чудны их дела и поступки!В книге главное внимание уделено неординарным личностям, часто нелепым и смешным, но не глупым и не пошлым.


Горе от ума? Причуды выдающихся мыслителей

В книге Рудольфа Баландина читатель найдет увлекательные рассказы о странностях в жизни знаменитых интеллектуалов от Средневековья до современности. Герои книги – люди, которым мы обязаны выдающимися открытиями и техническими изобретениями. Их гениальные мысли становились двигателем человеческой цивилизации на протяжении веков. Но гении, как и обычные люди, обладают не только достоинствами, но и недостатками. Автор предлагает ответ на вопрос: не способствовало ли отклонение от нормы, пусть даже в сторону патологии, появлению нетривиальных мыслей, решений научных и технических задач?


В нашем доме на Старомонетном, на выселках и в поле

В книге собраны очерки об Институте географии РАН – его некоторых отделах и лабораториях, экспедициях, сотрудниках. Они не представляют собой систематическое изложение истории Института. Их цель – рассказать читателям, особенно молодым, о ценных, на наш взгляд, элементах институтского нематериального наследия: об исследовательских установках и побуждениях, стиле работы, деталях быта, характере отношений, об атмосфере, присущей академическому научному сообществу, частью которого Институт является.Очерки сгруппированы в три раздела.


Становление бойца-сандиниста

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.