Московский оружейник - [2]

– Ты со мной говоришь, матушка? – спросил он после того, как пришёл в себя.

– Да, мой мальчик, – сказала она. – Я говорю с тобой. Я спросила, что занимает твои мысли.

С этими словами она придвинула своё кресло ближе к Рюрику и положила ладонь на его руку.

– Скажи мне, мой мальчик, – добавила она тихо, но настойчиво, – что у тебя на уме?

Рюрик взял мать за руку, несколько мгновений смотрел ей в глаза, а потом сказал:

– Матушка, я думал… в последнее время я часто думал о… о… Розалинде Валдай.

Клавдия Невель вздрогнула и немного побледнела, когда услышала это имя.

– Почему, мой милый мальчик, почему ты о ней думаешь? – спросила она с трепетом.

– Разве может быть другая причина, матушка? Ты видела Розалинду?

– Да, Рюрик.

– И ты заметила изящество, очаровательность, непревзойдённую красоту этой благородной девушки?

– Я знаю, что она красива, сынок, и что она добра… по крайней мере, мне так кажется.

– Тогда что, кроме любви, может заставить меня думать о ней? О, матушка, я люблю её. Я люблю её всем сердцем, всей душой.

– Увы, мой Рюрик, она никогда не посмеет любить тебя.

– Ты этого не знаешь, – быстро отозвался юноша, и его глаза вспыхнули. – Если бы я не знал, что она любит меня, я бы не позволил себе думать о ней. Мы познакомились, когда были детьми, и уже тогда полюбили друг друга. После того, как закончилось детство, судьба надолго развела нас; но я уверен, что её любовь не прошла, разве что годы сделали все наши естественные чувства ещё сильнее, ещё глубже.

– Но подумай, мой мальчик; ты простой ремесленник; она благородного происхождения, воспитанница герцога – сурового, холодного, гордого аристократа, который смотрит на людей нашего положения, как грубый хозяин смотрит на своих вьючных животных. Боюсь, что эти мысли приведут тебя только к мукам.

– По крайней мере, я увижусь с Розалиндой, матушка; и если она любит меня, как я люблю её, и если она примет моё предложение…

– Ну-ну, мой мальчик. Не питай таких надежд. Почему она должна выходить за тебя, когда самые богатые дворяне преклонят колени ради её руки?

– Перестань, – воскликнул Рюрик, вскочив на ноги; его красивое лицо пылало, его яркие глаза горели. – Не говори так, не сейчас. Я не хвалюсь, но моя душа чиста, а сердце благородно, как у любого человека в нашей стране. Мой разум ясен, мои помыслы высоки, моя воля крепка, как у любого другого. Если Розалинда ищет настоящую, искреннюю любовь, защиту крепких рук и желание преуспеть, тогда я не боюсь схватиться с любым из её поклонников. Но если она ищет немедленного богатства и блеск пышного титула, тогда… Ах, я знаю, что это не так. Впрочем, довольно; я увижусь с ней.

Клавдия не возражала желаниям сына и больше не говорила на эту тему. Некоторое время они молчали, затем Рюрик заметил, что метель усилилась.

– Чу! – воскликнула его мать, прислушиваясь. – Кто-то постучал в дверь?

– Никто в такую ночь не станет искать здесь крова, – ответил Рюрик. – Тебе, должно быть…

Юноша не закончил фразу, поскольку в этот миг раздался такой громкий стук, что нельзя было ошибиться. Юноша взял свечу и поторопился к двери. Он распахнул дверь, но ворвавшийся порыв ветра метнул хлопья снега в Рюриково лицо и тут же погасил пламя.

– Кто здесь? – спросил оружейник, склонив голову и одной рукой закрывая глаза от снега.

– Ради бога пустите меня, или я погиб, – отозвался голос из стигийской тьмы.

– Тогда входите скорее, – сказал Рюрик. – Вот, держите руку. Идите сюда.

Юноша нащупал руку, одетую в толстую перчатку из нежного меха, и, заведя невидимого посетителя в переднюю, он запер дверь, а затем повёл его на кухню. Как только снова зажглась свеча, Рюрик обернулся и посмотрел на вошедшего. Это был монах, и одет он был как чёрные монахи святого Михаила. Он был среднего роста и обладал комичной на вид круглотой. Он был толст и нескладен и смешно переваливался при ходьбе. Его широкая чёрная ряса от подбородка до пят была перетянута на талии таким же чёрным поясом. Снег, который лежал на плечах и спине, выделялся своим цветом. Рюрик рукой стряхнул снег и, взяв меховую шапку гостя, усадил его возле огня.

Прежде чем что-то сказать, молодой хозяин внимательно осмотрел своего гостя; а тот столь же пристрастно изучал, у какого рода людей он оказался. У монаха было своеобразное лицо. Черты его были смуглыми и крупными, почти угловатыми. По лбу были понятны его высокие умственные способности, а его глаза были тёмные и блестящие. В волосах, которые прятались под плотной скуфьёй, остававшейся на его голове, просматривался серебряный оттенок, хотя его лицо не выдавало старости, на которую могло бы указывать это серебро.

– Вы попали в сильную метель, батюшка, – сказал юноша после того, как его гость немного отогрелся.

– Да, так и есть, сын мой, – отозвался монах низким, рокочущим голосом. – Я выехал из Кремля утром и не думал, что такое случится. Метель началась, когда я возвращался. В полуверсте отсюда мой конь захромал, и я оставил его с честным крестьянином, а затем решил проделать остальной путь пешком; но я ужасно просчитался. Метель ослепила меня, через каждые дюжину шагов я проваливался в сугробы. Моё тело не очень привычно к такому труду. Ха-ха-ха! Но я увидел ваш свет и решил поискать здесь кров на ночь. Клянусь святым Михаилом, это очень свирепая метель! А у вас здесь довольно уютно.