– Выходит, не хочешь Мишку сдать?
– Тебя как зовут, мужчина?
– Веня Суржиков.
– Так вот, Венечка, Мишу увидишь, передай привет.
– Где я его увижу?
– Он сам тебя найдет… Скажи ему вот что, Венечка.
Я тебя могла убить, да не убила. Вот, гляди, – нырнула рукой под блузку и на открытой ладони протянула крохотный пистолетик, разве что чуть больше зажигалки, – Тут, милый, пять пулек, и все с ядом. Ты бы и чихнуть не успел.
Суржиков отшатнулся, взмахнул рукой, но еще быстрее Таня скинула пистолетик в траву.
– Передай, пожалуйста. Он поймет.
Подполковнику было не до ребусов, он был взбешен. Чумной дед с лопатой, пигалица со смертельной игрушкой, а если прибавить вчерашний прокол, то третий раз за сутки его спасло только чудо. Как все матерые ходоки, он был суеверен. Здесь попахивало не оплошностью, роком. Он не полез в траву за пистолетиком, как следовало сделать. Набычась, побрел к машине, даже не оглянувшись. Что ж, судьба не ошибается, ей и карты в руки. Он готов сыграть по ее правилам. Его широкоскулое лицо пылало от стыда за короткий испуг, который испытал, увидя на нежной ладошке смерть.
Возле машины помедлил, потом открыл дверь, достал из бардачка зажигалку и закурил. Присел на сиденье, ноги наружу, залюбовался вечерним пейзажем. Сердце саднило. Воздух был насыщен чистым, густым, первобытным ароматом. В голубовато-сером мареве земля, казалось, слегка раскачивалась, перед тем как замереть.
Таня приблизилась сбоку. У нее был счастливый вид.
– Что же ты, Венечка? Передумал?
– Что передумал?
– Убивать будешь или нет?
– Тебе разве не страшно?
Засмеялась, как всхлипнула:
– Что ты, дружок! Жить страшно, умирать – нет.
Сделай милость, освободи.
Суржиков видел, что она безумна, и знал, что, если еще чуток проканителится, судьбу уже не побороть. Не сегодня, так завтра она его додавит.
– Только не забудь, Веня. Ты у меня в руках был, а я отпустила. Пусть он знает.
Таня почувствовала его нерешительность, зато она не колебалась. Ей терять было нечего на свете. Живую ее Миша отверг, пусть о мертвой погорюет. Чтобы подбодрить палача, нагнулась поудобнее и плюнула ему в глаза.
– Это тебе за дедушку Кузьму, дружок. До века не ототрешься.
Суржиков и не подумал утираться. Словно в забытьи достал из наплечной кобуры парабеллум, холодно бросил:
– Повернись спиной, беги!
– Вот и правильно, – похвалила Таня. – Нелегко труса праздновать.
Отвернулась и изящной, легкой походкой устремилась прочь. Суржиков отпустил ее на несколько шагов, потом навскидку пальнул в спину. Таня пала ничком, зацепила длинными пальцами горячий песок. Суржиков подошел и по привычке произвел контрольный выстрел в рыжий затылок. Воротился к машине, раскопал в бардачке дамский вальтер и пару раз пальнул в воздух. Обтер оружие влажной тряпицей, принес к Тане и вложил ей в руку.
Внезапно ледяная усталость овладела им. Он опустился на песок рядом с мертвой девушкой и в изнеможении прикрыл глаза. Странное видение посетило его.
Почудилось, что плывет в лодке по прохладной реке и такой вокруг туман, что весла почернели. Громкий, отчетливый голос распорядился откуда-то сверху:
– Протри зенки, пес, погляди, что натворил!
Послушно открыл глаза – и обмер. Танина рука шевельнулась, ее гибкие пальцы поползли к нему…
– Ой! – сказал он.
Подъезжая к Москве, Губин связался с Алешей на кодовой волне, – Ну ты даешь, Мишель! – сказал Михайлов непривычно заторможенным голосом. – Выбрал моментик погулять.
– Потом все объясню. Что-то случилось?
– Кое-что да. Владыку замочили, – Алеша дал Губину переварить сообщение, – Начинай работать по аварийной схеме. Главное, помоги Филиппычу. Зарубежные счета и все прочее. Отстаем от Грума на сутки.
– А ты где?
Алеша проскрипел в ответ рифмованное матерное слово из пяти букв, из чего Губин заключил, что другарь и соратник, видимо, переутомился. Михайлов никогда ему не грубил – не те у них были отношения. С другой стороны, Алеша был единственным человеком, которому Губин мог спустить хамство, отнеся его на счет временного помрачения рассудка.
– Тебе самому-то помощь не нужна? – спросил он мягко.
– Прости, сорвалось, – извинился Алеша. – Дел невпроворот, да еще кое-что личное наслоилось. К обеду буду в офисе. Помни, главное – перекрыть кислород Груму, пока он в шоке. Если он, конечно, в шоке.
– С Настей все в порядке?
– Действуй, Миша. Отбой.
* * *
Возле парка Горького Алеша влетел в огромную пробку, перед самым мостом. Попробовал выскочить на встречную полосу, так его еще крепче зажали. Чертыхаясь, выудил из нагрудного кармашка недокуренный "косячок", прижег от прикуривателя, сделал пару затяжек. Чего-то его мутило и лихорадило. Пробка двигалась по шажку в час. Он набрал домашний номер. Трубку снял Вдовкин.
– Приехала? – спросил Алеша.
– Десять минут назад. Она в ванной. Позвать?
– Не надо. Я буду через полчаса. Ты сам что делаешь?
– Смотрю варианты. Чтобы организовать настоящую панику, понадобится три зеленых лимона. Это минимум.
– Умница, Женек! Как у Филиппыча?
– Контора раскалилась докрасна. Туда не прорвешься.
– Отлично… Бритву показывал Насте?
– Нет, не показывал.
– Как она выглядит? Я имею в виду Настю.
