Московский дневник - [70]
Крестьяне – не только один из наиболее интересных объектов, но и важнейшая публика русского кино как средства просвещения. С помощью кино им пытаются разъяснить основы исторических, политических, технических и санитарно-гигиенических знаний. Однако при этом возникают трудности, решения которых пока нет. Крестьянское восприятие принципиально отличается от восприятия городских масс. Например, выяснилось, что сельская публика не в состоянии следить за двумя параллельными действиями, как это часто встречается в каждом фильме. Она следит только за одной-единственной последовательностью изображений, которые должны быть хронологически организованы, как трагическая история, рассказываемая уличным певцом. После того как неоднократно обнаруживалось, что сельская публика воспринимает серьезные места как нечто невероятно комичное, а комические, напротив, – серьезно, почти со слезами, началось специальное производство фильмов для передвижных кинотеатров, проникающих до самых крайних рубежей России к народам, которые никогда не видели ни городов, ни современной техники. Воздействие кино и радио на такие коллективы представляет собой один из величайших экспериментов по этнической психологии, проходящих сейчас в гигантской лаборатории под названием Россия. Разумеется, главную роль в кино на селе играют образовательные фильмы любого рода. На первом плане находятся чисто практические вещи, как борьба с саранчой, работа на тракторе, борьба с пьянством. Тем не менее многое из программы этих передвижных кинотеатров остается недоступным для массы и является учебным материалом для наиболее прогрессивной части населения: членов деревенских советов, крестьянских корреспондентов и др. В связи с этим сейчас подумывают о создании Института изучения зрителей, в котором можно было бы экспериментально и теоретически исследовать реакцию публики.
Вот каким образом проявился в кино один из последних лозунгов: «Лицом к деревне!» Политика является здесь, как и в литературе, сильнейшим источником импульсов, которые в виде директив ежемесячно, словно эстафета, идут от ЦК партии прессе, от прессы – клубам, от клубов – театрам и кино.
Но может случиться и так, что такие девизы станут серьезным препятствием. Парадоксальным примером является ключевое слово «индустриализация». Можно было бы предположить, что при страстном интересе, который вызывает любая техника, гротескное кино должно пользоваться популярностью. В действительности как раз эта страстная увлеченность исключает все техническое из области смешного, так что эксцентричные комедии, привезенные из Америки, явно провалились. Ироническое и скептическое отношение к техническим вещам для новых людей России совершенно непонятно. Далее, для русского кино не существует тем и проблем из буржуазной жизни, это значит в первую очередь: в кино недопустимы любовные драмы. Драматическая или даже трагическая трактовка любовных отношений исключена из всей русской жизни. Самоубийства на почве ревности и неразделенной любви, которые и теперь еще случаются время от времени, трактуются коммунистическим общественным мнением не иначе как грубейшие эксцессы.
Все проблемы, находящиеся в центре дискуссии, для кино – так же, как и для литературы, – проблемы тематического характера. В новую эру, эру гражданского мира, ситуация здесь осложнилась. Русское кино получит твердую основу лишь тогда, когда ситуация в большевистском обществе (не только в государственной жизни!) станет достаточно стабильной, чтобы порождать новую «социальную комедию», новые типажи, новые типические ситуации.
Список фотографий
с. 17 Георгий Зимин. Без названия. До 1931 г. Собрание П.Хорошилова.
с. 21 Илья Ильф. Вид на Кремль с Москворецкой набережной. Зима 1929/1930 гг. Собрание А.Ильф.
с. 27 Виктор Иваницкий. Без названия (Квартира Ильфов в Соймоновском проезде). 1933 г. Собрание А. Ильф,
с. 31 Виктор Иваницкий. Без названия (Квартира Ильфов в Соймоновском проезде). 1933 г. Собрание А. Ильф,
с. 35 Илья Ильф. Уголок старой Москвы. Зима 1929/1930 гг. Собрание А. Ильф,
с. 41 Илья Ильф. Продавец воздушных шаров. Зима 1930 г. Собрание А. Ильф,
с. 45 Илья Ильф. Зимние детские радости на лестнице, ведущей к храму Христа Спасителя. 3има 1929/1930 гг. Собрание А. Ильф,
с. 52 Александр Родченко. Фабрика-кухня. 1931 г. Архив А. Родченко и В.Степановой.
с. 57 Илья Ильф. Храм Христа Спасителя. Зима 1929/30 гг. Собрание А. Ильф,
с. 60 Николай Власьевский. Без названия (Пластический этюд). 1926–1927 гг. Собрание А. Ильф,
с. 65 Алексей Сидоров. Без названия (Мультипликационная запись танцевального движения). 1926–1927 гг. Собрание А. Ильф,
с. 67 Василий Живаго. Сцена из хореографической композиции «Пан». 1928 г. Собрание А. Ильф,
с. 73 Неизвестный фотограф. Без названия (Женщина с зеркалом). Конец 1920-х – начало 1930-х гг. Собрание П.Хорошилова.
с. 76 Виктор Иваницкий. Без названия (Квартира Ильфов в Соймоновском проезде). 1933 г. Собрание А. Ильф,
с. 81 Алексей Сидоров. Без названия (Мультипликационная запись танцевального движения). 1926–1927 гг. Собрание П. Хорошилова.
с. 85 Василий Живаго. Без названия (Этюд «Ноги» для выставки «Искусство движения»). 1926–1927 гг. Собрание П. Хорошилова.
Вальтер Беньямин начал писать «Улицу с односторонним движением» в 1924 году как «книжечку для друзей» (plaquette). Она вышла в свет в 1928-м в издательстве «Rowohlt» параллельно с важнейшим из законченных трудов Беньямина – «Происхождением немецкой барочной драмы», и посвящена Асе Лацис (1891–1979) – латвийскому режиссеру и актрисе, с которой Беньямин познакомился на Капри в 1924 году. Назначение беньяминовских образов – заставить заговорить вещи, разъяснить сны, увидеть/показать то, в чем автору/читателю прежде было отказано.
Предисловие, составление, перевод и примечания С. А. РомашкоРедактор Ю. А. Здоровов Художник Е. А. Михельсон© Suhrkamp Verlag, Frankfurt am Main 1972- 1992© Составление, перевод на русский язык, художественное оформление и примечания издательство «МЕДИУМ», 1996 г.
В этой небольшой книге собрано практически все, что Вальтер Беньямин написал о Кафке. У людей, знавших Беньямина, не возникало сомнений, что Кафка – это «его» автор (подобно Прусту или Бодлеру). Занятия Кафкой проходят через всю творческую деятельность мыслителя, и это притяжение вряд ли можно считать случайным. В литературе уже отмечалось, что Беньямин – по большей части скорее подсознательно – видел в Кафке родственную душу, нащупывая в его произведениях мотивы, близкие ему самому, и прикладывая к творчеству писателя определения, которые в той или иной степени могут быть использованы и при характеристике самого исследователя.
Целый ряд понятий и образов выдающегося немецкого критика XX века В. Беньямина (1892–1940), размышляющего о литературе и истории, политике и эстетике, капитализме и фашизме, проституции и меланхолии, парижских денди и тряпичниках, социалистах и фланерах, восходят к поэтическому и критическому наследию величайшего французского поэта XIX столетия Ш. Бодлера (1821–1867), к тому «критическому героизму» поэта, который приписывал ему критик и который во многих отношениях отличал его собственную критическую позицию.
Три классических эссе («Краткая история фотографии», «Париж – столица девятнадцатого столетия», «Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости»), объединенные темой перемен, происходящих в искусстве, когда оно из уникального становится массовым и тиражируемым. Вальтер Беньямин (1892–1940) предлагает посмотреть на этот процесс не с консервативных позиций, а, напротив, увидеть в его истоках новые формы социального бытования искусства, новую антропологию «массового зрителя» и новую коммуникативную функцию искусства в пространстве буржуазного мира.
«Эта проза входит в число произведений Беньямина о начальном периоде эпохи модерна, над историей которого он трудился последние пятнадцать лет своей жизни, и представляет собой попытку писателя противопоставить нечто личное массивам материалов, уже собранных им для очерка о парижских уличных пассажах. Исторические архетипы, которые Беньямин в этом очерке намеревался вывести из социально-прагматического и философского генезиса, неожиданно ярко выступили в "берлинской" книжке, проникнутой непосредственностью воспоминаний и скорбью о том невозвратимом, утраченном навсегда, что стало для автора аллегорией заката его собственной жизни» (Теодор Адорно).
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.