Московские сумерки - [70]

Он вынул из бумажника визитную карточку с записанным на ней телефонным номером. Номер был 5924743, цифры написаны баз разделения черточками. Двадцать и пятьдесят – всего семьдесят. Добавить семьдесят? Но она же так не говорила, она сказала: добавить двадцать и пятьдесят. А куда добавить? Телефонные номера обычно разбиваются на две части: 592-4743. Может, она имела в виду, что он добавит двадцать к первой группе цифр, а пятьдесят – ко второй? Отсюда получается 612-4793. Так. Стоит попробовать позвонить, но, разумеется, не из офиса. Наверняка все телефонные звонки перехватываются и подслушиваются. Конечно же! Вот поэтому-то она и не сказала ему номер – КГБ узнает по номеру, где установлен любой телефон. А почему же все-таки она сперва всучила ему неверный номер? Может, она не доверяла ему и опасалась, как бы он сдуру не позвонил по телефону, который прослушивается?

Мартин записался в книге, что уходит из посольства, вышел через главные ворота на улицу Чайковского и быстро зашагал в северном направлении. Он должен решить, куда идти. Ему хотелось позвонить как можно скорее – вдруг она сидит у телефона и ей уже надоело ждать его звонка. Уж если она задала ему такую задачку с номером, не назвав его по телефону, стало быть, она не ждет, что он позвонит немедленно. А может, она думает, что у посольства есть особая надежная линия, которую не прослушаешь? Ведь считают же так некоторые сотрудники посольства: дескать, посольство – это тебе не Советский Союз, а кусочек Америки. Но Америка кончается у посольских ворот. Хатчинс без устали подчеркивал: нужно всегда иметь в виду, что все линии связи посольства с Советским Союзом непременно прослушиваются.

Он решил было свернуть налево, к зоопарку, и отправиться на метро куда-нибудь еще, но ему не хотелось повторять свой вчерашний маршрут. Через дорогу в противоположном от зоопарка направлении, шли улицы, на которых располагалось целое гнездо иностранных посольств. Звонить там по телефону-автомату не следовало: слишком много шансов, что его увидит кто-либо из знакомых.

В конце концов он решился пойти по Садовому кольцу – второй кольцевой дороге (улица Чайковского является частью этого кольца), опоясывающей деловую часть Москвы с Кремлем в самом центре. Когда-то, данным давно, Садовое кольцо было окраиной Москвы. Отсюда происходит и его название – от слова «сад». Теперь же это широкая автомагистраль с четырьмя полосами оживленного движения в каждом направлении. Вот по этой-то улице и пошел Мартин.

Разок он остановился у витрины продовольственного магазина, чтобы проверить, нет ли «хвоста». В этом направлении он не ходил несколько месяцев, но, насколько помнил, реклама на витрине этого магазина с тех пор не менялась. Возможно, ее не меняли даже со сталинских времен. Витрина, высотой метра три, была почти пустой, в ней стояла лишь пирамида из пятнадцати банок прокисших помидоров, один вид которых отбивал всякий аппетит. По собственному опыту Мартин знал, что худшей гадости ему, наверное, в жизни не попадалось. К счастью, они не были предназначены для продажи. (К слову, ему никогда не приходилось видеть на витринах советских магазинов товары, предназначенные для продажи.) Позади витрины виднелись еще более голые полки.[10]

Он рассматривал помидоры достаточно долго, чтобы проверить ноги пешеходов за своей спиной. Пешеходов было на редкость мало, никто не следовал за ним. Он пошел дальше. Напротив Большой Бронной улицы[11] он перешел Садовое кольцо по подземному переходу и двинулся к саду «Аквариум», находящемуся через квартал. Там мерцал в солнечных лучах небольшой зеленоватый пруд, на ближнем берегу которого в тени лип за бетонными столами, инкрустированными черными и белыми шахматными клетками, устроилось несколько пар пожилых мужчин, играющих в шахматы. Этот пруд некогда назывался Патриаршим, на дальнем берегу его стояла та самая скамейка, около которой в Москве появился дьявол из романа Булгакова «Мастер и Маргарита».[12] На скамейке сидела старуха с пуделем. Она держала сумку с кусками хлеба и бросала крошки стайке голубей. Навстречу Мартину шел какой-то пожилой мужчина, тяжело опиравшийся на трость. На минутку он остановился и смотрел, как старушка кормит голубей, потом замахнулся тростью на стаю, разгоняя голубей. «Зачем вы кормите этих паразитов? – насел он на старушку, навешивая на голубей один из самых отвратительных ярлыков из пропагандистского арсенала партии. – Едят только те, кто работает!»

Остановившись посмотреть эту сценку, Мартин воспользовался случаем и проверился еще раз, не ведется ли за ним слежка. Он быстро пересек улицу, по которой, вероятно, когда-то ходил трамвай (именно здесь после ссоры с дьяволом поскользнулся на рельсах бедный Берлиоз и ему отрезало голову колесами трамвая), и подошел к телефону-автомату, стоящему у стены одного из жилых домов, цепочкой выстроившихся вдоль улицы.

Он набрал номер 612-4793. Послышались редкие гудки. Никто не снимал трубку.

Ну, а что теперь, ловкач? – спросил он себя. Не слишком ли долго он затянул со звонком? Не подкатились ли к ней кагэбэшники, пока он прогуливался по Садовой, греясь на солнышке? (Он понимал, что это – глупые мысли, но был настолько раздражен, что в голову лезла всякая чепуха.) Вынул визитку с номером, будто тот мог измениться в его кармане. 5924743. Добавить к нему двадцать и пятьдесят. А можно ли добавить как-то по-другому? Что, если прибавить двадцать и пятьдесят к последним цифрам?