Московские сумерки - [54]

Георгий сидел, опираясь на трость, изредка поворачиваясь, чтобы взглянуть на улицу, будто ожидая кого-то. Напротив него в тяжелом резном кресле сидел, утонув в нем, Серго Чантурия.

– Империи никогда ничему не учились, Серго, – говорил Микадзе. Иногда даже кажется, что они не способны усваивать уроки. Прежде в них были голодные забастовки, теперь революция. – Не дели шкуру неубитого медведя, – заметил Чантурия. – Союз так просто не рухнет.

Георгий лишь рассмеялся:

– Вай, революция здесь действительно пока не произошла, не произошла сегодня. Возможно, ее не будет и в этом году. Но уже слышна ее поступь.

– Если так, то вы ускорили ее приближение.

– Маслом каши не испортишь, – заметил Георгий. – Что ж, если ускорил, тогда, надеюсь, достиг того, чего хотел. Но вот в чем вопрос: какой она будет, эта революция? Придет ли свобода или же лишь сменятся правители?

– А вас не беспокоит, что кто-то может запомнить ваше имя и вашу роль во всех этих событиях?

– Некогда я беспокоился по этому поводу. А теперь я уже ничего не боюсь.

– На этот раз вы можете и не выжить в заключении.

– Я знаю, что выдержу любые лагеря, Серго.

– Извините меня, Георгий Георгиевич, что я ничего не сделал, чтобы вызволить вас из лагеря.

Старый битый человек лишь улыбнулся:

– Ты, лейтенант КГБ? А ты ничего и сделать-то не мог. Все было бы впустую. Возможно, только повредил бы своей карьере.

– Все равно мне следовало попытаться. Разве часто выпадает в жизни шанс сделать что-то правильное, нужное? Такой шанс упускать не следует.

– Шанс, Серго, выпадает, считай, каждый день. Просто мы не всегда можем его увидеть, распознать.

Чантурия задумался над его словами, а потом попросил:

– Мне нужна ваша помощь в одном деле.

На лице старого человека засветилась добрая, теплая улыбка.

– Если могу помочь – помогу.

– Я хочу переговорить с одним человеком, который сидел… несколько лет назад.

Чантурия произнес просьбу с некоторым колебанием. Он считал неудобным просить об этом Георгия, проведшего немало лет в лагере. Серго не хотелось напоминать ему о том времени, когда он находился в заключении.

– Он не политический, – произнес Чантурия с видимым усилием. – Но все же, может, вы знаете кого-то, кто знает еще кого-то, кто знает его…

– А кто он такой?

– Сын Тамаза Броладзе. Микадзе только улыбнулся:

– Тамаз Тамазович? Весьма вероятно, что ты повидаешься с ним, Серго.

– Вы что, знаете кого-то из его знакомых?

– А он сидел со мной несколько недель в одной камере.

– Как же так случилось? Я что-то не слышал, чтобы его обвиняли в политических преступлениях.

Уголовники обычно не сидели вместе с политзаключенными, чтобы те не оказывали бы на них разлагающего влияния.

– Нет, он не был политическим заключенным. Но пока прокурор стряпал дело против меня, я сидел до суда в местной тюрьме, в Тбилиси, – он рассмеялся. – Процесс, надо сказать, был интересным: я просидел под стражей целый год в ожидании суда, а он длился всего полчаса. Так вот, в мою камеру подсадили молодого Тамаза, который тоже ждал суда. Просидел он всего несколько недель, а потом его перевели. Суд над ним затянулся на целый день. Дело, без всякого сомнения, было очень сложным. Его обвиняли в изнасиловании некой молодой особы, а он наотрез отрицал это. Она была женщиной с далеко не безупречной репутацией, а если говорить прямо – известной проституткой. И все же его признали виновным, но дали небольшой срок. Тамаз Тамазович говорил мне: истинная причина заключалась в том, что он находился в слишком теплых отношениях с одной девушкой, другого поля ягодкой – дочерью секретаря райкома партии. Ее отец счел, что Тамаз – неподходящая пара для нее.

На минутку он замолчал, раздумывал.

– Ее отец вскоре после суда отправился на тот свет. Видишь, как щепетильно некоторые отцы выбирают друзей для своих детей. – Он снова улыбнулся. – Ну что ж. Я могу помочь тебе встретиться с маленьким Тамазом.

– 25 —

Вторник, 11 апреля 1989 года,

2 часа дня,

Ресторан «Рица»

К ресторану «Рица», который находился в переулке вблизи проспекта Руставели, на скорости подкатила кавалькада из трех автомашин «Волга». На радиоантенне одной красовался красный флаг с черной и белой полосками. Прохожая старушка засуетилась и постаралась побыстрее убраться – на всякий случай. Из первой и последней машины выскочили по трое молодцев и разбежались в стороны – одна тройка вниз, другая вверх по улице. Из средней «Волги» вышли двое мужчин. Не оглядываясь, они направились прямо к дверям ресторана. Один открыл дверь и заглянул внутрь, потом придержал дверь, пока не вошел другой, и остался около нее. Вошедший подошел к столику, за которым уже сидели Чантурия и Георгий Микадзе.

– Тамаз, – обратился к нему Георгий, – спасибо, что пришел. Я вообще-то ожидал, что придет твой сын.

– К сожалению, сына вызвали из города, – ответил Тамаз Броладзе. – Вместо извинений за его отсутствие я решил явиться сам. Много воды утекло в тех пор, как мы виделись в последний раз.

Он представился Чантурия и добавил:

– А вы, капитан, храбро действовали на проспекте Руставели в позапрошлую ночь.

– Весьма удивлен, что вам известно об этом.