Московские сумерки - [39]

– А та женщина? – спросил Чантурия. – Ну та, которая пришла в кафе вместе с иностранцем? Это вы их познакомили?

– Никогда в жизни не видел ни ее, ни его. А жаль. За годовой контракт с такой женщиной, как она, я огреб бы тыщонку долларов, – ответил Макс. – Если сыщете ее, дайте, пожалуйста, мне знать.

– Я передал бы дело этого сукина сына в прокуратуру только из принципа. Пусть покрутится его отец.

– Полегче, полегче, Серго, – увещевал его Орлов. – На этом деле какой-нибудь следователь сделает себе быструю карьеру. Ты же знаешь, как они решают такие вопросы.

В разговор вмешался Татарин:

– А вы знаете, капитан, бизнес Градского может открыть перед нами довольно интересные перспективы.

– Интересные для оболтуса, который сам не может уложить бабу в постель, – рассмеялся Крестьянин.

Татарин не обратил на него никакого внимания и продолжал:

– А почему бы нам не примкнуть к его делу?

– Я не деляга, – ответил Чантурия. – А если бы и стал таковым, то уж дело Макса Градского вряд ли пришлось бы мне по душе.

– А вы только вообразите его связи: больше сотни добропорядочных девушек спят с иностранцами. И все они благодарны ему за услуги.

– А как же мы обратим их благодарность на себя? – спросил Крестьянин.

– Тимур, меня это не интересует, – резко сказал Чантурия.

– Но почему же? – возразил Орлов. – У Тимура стоящая идея. Почему бы не войти в дело к нашему Максу? Кто знает, может, в следующий раз Макс и впрямь сумеет подложить одну из своих девиц в постель к резиденту ЦРУ.

– Меня это не интересует, – повторил Чантурия. Но некоторые идеи не так-то просто похерить. Если они не интересуют Чантурия, то других могут заинтересовать. Сам полковник Соколов, узнав об идее Тимура, проявил к ней живейший интерес.

Таким вот образом Макс Градский и вылез из своего подполья и стал продолжать налаженный бизнес, но уже с новым партнером. Тщательно разработав ему правдоподобные причины неявки на беседы и придумав прикрытие, даже более надежное, нежели он в свое время выдумывал, сотрудники КГБ в конце концов представили Макса самому Бирману, который побеседовал с ним. Конечно же, о том, что он сын первого заместителя министра общего машиностроения СССР, ничего не было сказано. Бирман не нашел в Максе Градском ничего такого, что бы заслуживало интереса.

– 19 —

Понедельник, 13 февраля 1989 года,

11 часов утра,

Лубянка

В холодный февральский день Чантурия сидел в своем служебном кабинете в заснеженном здании на Лубянке, предаваясь сладким мечтам о чахохбили, хинкали, приготовленных на пару, которые следует запивать добрым грузинским вином, о хачапури и шашлыках, о золотистом блеске яркого солнца, как вдруг…

– Капитан! К полковнику Соколову! Срочно, на полусогнутых!

Когда вызывает к себе в кабинет полковник Соколов, чувствуешь себя довольно неуютно. А если следствие идет уже четвертую неделю, а докладывать нечего и дело с места не трогается, – более чем неуютно. Нехотя Чантурия поплелся к начальству, стараясь идти помедленнее.

Полковник Соколов улыбался ничуть не чаще, чем глыба льда. Поэтому Чантурия немало изумился, видя на лице полковника что-то отдаленно напоминающее улыбку. Уголки губ поползли в стороны и приоткрылись, неожиданно обнажив с левой стороны верхнего ряда зубов целое богатство в виде двух золотых коронок.

– Сегодня в двенадцать ноль-ноль прибывает поезд из Тбилиси, – отрывисто сказал Соколов. – В нем арестованные. Приказываю: встретить поезд, принять арестованных и препроводить их в Московскую городскую прокуратуру.

«Арестованные? С чего бы это полковник так радуется каким-то арестантам?» – промелькнула мысль в голове у Чантурия.

– Поздравляю вас, капитан. И ваше отделение тоже.

– Благодарю, товарищ полковник. Могу спросить: за что?

– Можете. Потому что мы исполнили свой долг перед народом. Это и есть те самые налетчики, которые ухлопали нашего покойного друга господина Хатчинса. Только что пришло сообщение из Тбилиси. Убийц задержали, они во всем признались, документы в пути вместе с арестованными. Приятная новость, капитан. Все закрыто одним махом. И все сделано на основе информации, добытой вами и вашим отделением. Отличная работа. Американцы, чтоб их черти утащили куда подальше, могут заткнуться со своей фантастической методой, которую им все равно не хочется демонстрировать нам. Преступники у нас в руках.

– Они сознались? – спросил Чантурия.

– Да, сознались. Все вопросы прояснились. Вы их встретите. Вот, взгляните-ка на эту шифровку. Хорошая работа, капитан.

Золотые зубы все еще поблескивали во рту полковника, когда он, махнув рукой, дал понять Чантурия, что тот может идти.

Арестованные выходили из вагона. На пронизывающем ветру из их ртов вырывался пар. Он как будто уносил с собой отвернувшуюся удачу, сладкие мечты о теплом юге, откуда их отправили всего тридцать часов назад, без теплой одежды, в суровую московскую зиму. Они прижимались друг к другу, громко ругаясь и дрожа от холода.

Конвоиры, трое сержантов войск КГБ, каждый из которых был прикован наручниками к одному из арестованных, передали Чантурия документы и попросили расписаться в сопроводительной бумаге, а затем приказали арестованным поставить их подписи и отомкнули наручники. Они были одеты по погоде в теплые шинели, но все равно были не прочь опять оказаться в поезде и вернуться на теплый юг.