Московские праздные дни: Метафизический путеводитель по столице и ее календарю - [23]

Впрочем, не было никакого Рождества: новый календарь был пуст.

Антирождество, 21 января, день, окаймленный по контуру черной рамкой, сам собой установился, стал минус-праздником (см. далее, главу шестую, Две зимы, «Темная тема»).

Жертва возымела действие. Постепенно многие ключевые пункты старого года обрели своих двойников. Майское чаепитие (имевшее в своей основе еще языческий, дохристианский древний Новый год) обернулось Днем пролетарской солидарности трудящихся; рядом стоящий Георгий (6-е мая) был довольно логично дополнен Днем Победы; Новолетие (1-е сентября по старому стилю) «сошлось» с Днем знаний и так далее. Постепенно календарь весь был вывернут наизнанку. Его новая, пустотелая конструкция была так же необъятно округла, как и предшествующая, и даже где-то в середине, освещая безбожную машинерию, сверкала голая голова Ильича — и все же новое здание календаря оставалось ощутимо пусто.

Зато остался чертеж, и странная уверенность, что, если все перевернуть строго вверх ногами, положение выйдет прочно.

Таким вышел переворот ноября: дно года взошло на вершину, голова опустилась вниз — москвосфера остыла. Ноябрьская «темень года» разлилась по пространству времени — такое действие могло быть только разовым; лишенная живой начинки, большевицкая конструкция календаря протянула не долее одной человеческой жизни.

*

Второй революционный ноябрьский рассказ — об архитекторе Александре Душкине, строившем московское метро. То есть — работавшем в темноте, уже не ноябрьской, но подземной. В его истории есть интересные повороты. Преодоление вакуума: таков ее главный мотив.

Большой звезды сияние лучей

Чертеж

Московский архитектор Алексей Николаевич Душкин имел стального оттенка бас, стрижку бокс и стопудовые кулачищи, а также брови, имеющие форму ионических капителей; ездил он исключительно на грузовике марки «студебеккер», в кузове, накрепко прикрученный к днищу, ибо мог, покачнувшись, опрокинуть грузовик: росту в нем было семь метров десять сантиметров. Если по приезде с утра на стройку обнаруживалась мельчайшая нестыковка в рисунке мраморных плит, гигант брал в руки лом и разбивал стенку вдребезги. В соответствии с фамилией, он был в общем и целом добр, но время от времени одевался облаком стеклянных гвоздей остриями наружу и в общении делался совершенно невозможен. Построил станции метро «Маяковская», «Кропоткинская» («Дворец Советов» –согласно легенде, будучи уже арестован, он был привезен на открытие этой станции в наручниках и здесь же показательным образом освобожден), «Площадь Революции» и многое что еще, но и этого достаточно.

Он был натуральной звездой.

Подземной. Там, где прежде полетов космонавтов открылся другой космос, — революционное, «ноябрьское», темнейшее пространство метро.

Внимательный посетитель, пройдясь по «Маяковской», способен угадать гиганта, бушевавшего под землей — размахивая ручищами, стальной монстр, точно циркулем, вычерчивал арки, а головой прободал потолок (затем в круглых яминах еще один четверорукий великан, Дейнека, рисовал несуществующее небо).

Если 7-е ноября есть чей-то праздник — то в первую очередь их, красных троллей, лично противостоявших тьме и подземелью.

Кстати, принадлежность металлических обводов на станции «Маяковская» не архитектурной статике, но именно скорости и размаху подтвердили московские мальчишки: их любимым развлечением было запускать пятак от одного основания арки к другому, через потолок. Специально для этого Душкин устроил в каждой арке удобную для запускания пятака дорожку. Пятак мчался, как мотоциклет по вертикальной стене.

Историю о Чертеже Звезды рассказал мне Валентин Скачков, еще один замечательный архитектор; мне повезло работать в его команде сразу после института. Он еще мальчишкой работал в конце пятидесятых годов в мастерской Душкина. Великан тогда трудился над проектом одной из московских высоток, а именно здания МПС, что на Садовом кольце, над станцией метро «Красные Ворота». (Одновременно он проектировал магазин «Детский мир», причем в каком-то небольшом чине, ибо незадолго до того влепил своим словом-ломом Никите Хрущеву что-то насчет его, Хрущева, способностей в архитектуре.) И вот юный Скачков, копаясь где-то на чердаке в монументальном душкинском черчении, как-то раз обнаружил в папке величиной с пододеяльник некий волшебный лист.

На нем было изображено абстрактное пятиконечие, усеянное блестками и расчирканное золотыми штрихами. Это был чертеж звезды на шпиле высотки.

Фокус, или пересечение всех Путей Сообщения Страны, что, по сути, есть предмет в высшей степени отвлеченный. На листе была изображена эфемерида.

Подпись гласила – «Большой Звезды Сияние Лучей. Чертеж».

Это было свидетельство стиля.

Космос есть космос: чертеж обнаружил присутствие вакуума — только человек, ощущающий давление вакуума, способен так называть чертежи. Душкина, как человека-звезду, обнимал проникнутый стеклянными гвоздями (сталинской эпохи) эфир. Он охватывал и цепенил художника и рисуемое им золотое чудище на шпиле. Вакуум, концентрат пустоты, сверхохлажденный эфир, который один только оттеняет пятипалые и двуногие звезды. За гипсовой коркой люди-звезды ноября были, наверное, одиноки (как всякие революционеры, жесткие проектировщики истории). Это было неизбежное следствие столкновения внешней и внутренней сверхзадачи.