Московская ведьма - [28]

– Тебя дома не ждут? – из-за её спины спросил Михаил.

– Нет, – сказала она, не оборачиваясь.

– Тогда иди сюда…

Марина не спешила поворачиваться и возвращаться туда, где на большой тёплой постели лежит большое тёплое тело, которое её хочет. Она, словно акустик в подводной лодке, прислушивалась к собственным ощущениям, пыталась понять, изменилось ли что-нибудь за последние три часа в её отношении к хозяину этого тела. Она даже закрыла глаза и попыталась представить его – высокого, с мужественным подбородком, тёплыми огоньками в глазах…

– Послушай, а ты можешь меня нарисовать? – сказала она в темноту, в глубине которой угадывались белые пятна простыней.

Было слышно, как Михаил поднимается с кровати, а потом из темноты показался он сам в костюме Адама, который ему, по Марининому мнению, очень даже шёл. Михаил мягко обнял Марину за плечи и уткнулся лицом в её растрёпанные волосы.

– Зачем это тебе?

– Любой девушке приятно, когда её рисуют…

– Пойдём обратно в постель, – сказал он и положил ей руки на грудь.

– Это значит: «нет»? – не отставала Марина.

– Это значит: «не сейчас». Я в темноте рисовать не умею…

Марина улыбнулась. Слабенький, но, несомненно, живой отклик пришёл из левого подреберья, когда она уже собиралась прекратить самотестирование. Её лицо озарила сладкая, как свежий киевский торт, улыбка. Она открыла глаза и вновь осмотрела околоподъездный пейзаж, но в этот раз не нашла в нём ничего тоскливого.

– Прорвёмся, – сказала она сама себе очень тихо и сильно сжала кулаки. Потом глубоко вздохнула и пошла в темноту, где угадывались белые пятна простыней.

Большие тёплые руки Михаила обвили Марину плющом, и она, задержав дыхание, почувствовала, как где-то внутри, из застарелой черноты, медленно, но неотвратимо начал пробиваться маленький росточек того, что в будущем должно превратиться в невесомый сверкающий цветок, появления которого, бывает, по полжизни ждут все женщины планеты Земля.

8. Обмену и возврату не подлежит

На памяти у коренной москвички Марины Владимировны Беловой бывало всякое: и дождь на Новый год, и снег на День космонавтики, и всё равно налетевшая в ту ночь метель застала её врасплох. Марина так искренне, так по-детски поверила в неотвратимость приближения весны, что чуть не расплакалась, когда, нацепив на голое тело огромный мохнатый халат, следующим утром подошла к окну.

А там… завьюжило старушку Москву, закружило. Полчища белых мух, одна другой толще, неслись над выросшими за ночь свежими островерхими, совершенно арктическими сугробами. Белым было абсолютно всё: машины, фонари, деревья, дом напротив, детская площадка…

Марину передёрнуло. Ей было холодно даже смотреть на ледяную кадриль.

– За что нам всё это… – беспомощно простонала она, отворачиваясь от и кутаясь в халат, – сколько ж можно…

– Просто иногда они возвращаются, – прошептал Михаил и поцеловал её в шею, – не бойся, я их прогоню…

На работу Марина ненадолго, но опоздала. Обычно такое сходило ей с рук, но не сегодня.

– Второй раз за неделю, Марина Владимировна.

Марина оторвалась от зеркальца и встретилась с колючим взглядом близко посаженных маленьких тёмно-карих глаз.

– Доброе утро, Ангелина Анатольевна, – сказала Марина и со щелчком захлопнула пудреницу, – прошу прощения… пробки.

– У всех пробки, – отрезала Маринина непосредственная начальница Ангелина Анатольевна Зимина, – только весь отдел в девять на рабочих местах, а госпожа Белова ещё в пути.

Марина извинилась ещё раз, но в ответ получила ещё пару вербальных оплеух. Затем Ангелина (которую в отделе звали не иначе как Дьяволина, поскольку ничего ангельского в ней и в помине не было) припомнила Марине старые грехи, а после и вовсе перешла на беспредметную ругань.

Марина давно работала в конторе и потому прекрасно знала золотое правило общения с руководством: «с дураками не спорить». Проще говоря, покорно кивать и соглашаться с каждым словом начальника до тех пор, пока тот, наконец, не иссякнет и не отвалит к себе в логово дальше портить воздух и заниматься хернёй. Или же не пойдёт в компании равных себе и ещё парочки жополизов из простых курить.

– Последнее время с тобой одни проблемы, – продолжила гундеть Дьяволина, – постоянно ведь косячишь. Только на прошлой неделе за тобой два раза исправлять пришлось. Теперь вот, моду взяла опаздывать…

– Я постараюсь исправиться, – воспользовавшись паузой, вставила Марина, но это не помогло.

– …я одного не пойму, тебе что, работать у нас надоело? Или мы тебе слишком много платим? Ты только скажи, мы всё поправим! Мигом!

За долгое время издевательств у Марины выработался своеобразный защитный рефлекс, а точнее, оригинальный способ пассивной борьбы со злом: во время таких головомоек она мысленно пересчитывала недостатки агрессора. В этот раз она начала с толстеющей с каждым годом начальственной задницы, потом перешла ко влажным подмышкам, продолжила дрябловатой кожей на шее и закончила малозаметным, но существующим пятном на блузке под левой грудью, которая к тому же была старой и плоской. Каждый новый прокол в образе начальницы заставлял Марину слегка улыбнуться и несколько нивелировал полученные до этого тычки.