Московская Русь: от Средневековья к Новому времени - [9]

Москвичи думают и спорят: «еретики», «нестяжатели», «иосифляне» и прочие

Не нужно думать, что люди в XIV–XVI вв. были всецело поглощены борьбой за выживание в бесконечно жестоком мире, а Московская Русь строилась независимо от их воли, только силою обстоятельств. Духовная жизнь всегда была очень напряженной. В часы досуга и имея доступ к книгам священнослужители, купцы, служилые люди, даже состоятельные крестьяне задумывались над сложными, в том числе философскими, проблемами своего времени и активно участвовали в создании нового государства с определенной мерой ответственности. Они спорили друг с другом в трактатах и письмах («посланиях»), из которых позже составлялись книги.

Зарождающаяся нация старалась понять, как строить отношения светской и духовной власти, правителя и народа. Велись жаркие споры о типе нового государства, о роли Церкви, о ее праве на земные богатства и владение крестьянами. Мыслители, такие как учившийся в Италии монах Максим Грек или окольничий великого князя Василия Ивановича Федор Карпов (он знал восточные языки, латынь, греческий, читал Гомера, Овидия и Аристотеля), видели всеобщую обязанность «священства» и «царства» в согласовании интересов всех слоев — и духовенства, и боярства, и служилых людей. Они считали, что духовная власть должна основываться на терпении, просвещении паствы, указании пути к духовному спасению. Светская же — на законе, призванном установить в мире справедливость («правду»), а ее долг обеспечить безопасность страны, решительно карать зло и побеждать собственное внутреннее несовершенство.

В ожидании конца света необычайно важными казались теологические темы: церковные иерархи обсуждали устройство ветхозаветного Рая и спорили о возможности отыскать его место на земле («Послание архиепископа новгородского Василия к епископу Федору», 1340-е гг.). Вольнодумцы («еретики») Новгорода и Москвы изучали астрономию и астрологию, переводили запретные, отреченные, книги (гадания, предсказания, даже древнееврейские астрономические сочинения с таблицами для определения лунных фаз и затмений), выражали сомнения в некоторых важнейших догматах христианства — например, в том, что Бог «един в трех лицах».

С трудами по астрономии и медицинскими трактатами знакомили Русь и приезжие из Европы: придворный врач великого князя Василия Ивановича Николай Булев, немецкий печатник Варфоломей Готан и другие.

Стараясь понять место Руси в окружающем мире, «еретики» занялись всемирной историей (особенно античной) и юриспруденцией. Обратив внимание на несообразности в церковном учении, они стали работать над переводом Библии. Церковь ответила на это собственным полным переводом, сделанным в 1499 г. в кружке новгородского архиепископа Геннадия (в этот кружок «латынников», среди которых был и католический монах-доминиканец, проникали свойственные западной Церкви идеи превосходства ее над Государством, в том числе объединения католической и православной Церквей).

Общество тревожили и более практические вопросы, например, быстро разраставшееся церковное землевладение. Большие монастыри постоянно получали землю. Ее завещали или дарили, чтобы монахи заботились о загробном благополучии «вкладчика». Но земля была и взносом, позволявшим дожить на покое остаток дней. Вклад мог быть даже условным: его делали в минуту опасности — ссылки, опалы, конфискации, и монастырь служил своего рода «землехранилищем».

Монастырские владения умножались, но с них не платили налогов (податей) и не делили их между наследниками. Земли с населявшими их крестьянами уходили из общего оборота, и в этом была главная проблема. Их уже нельзя было конфисковать или передать другому владельцу, их нельзя было пожаловать отличившемуся воину — а на возможности такого пожалования держалась тогда вся структура государства. Монастырское землевладение стало подрывать основу основ — систему «службы с земли».

Но имеет ли Церковь право владеть земными богатствами, тем более землей с крестьянами? Жаркие споры об этом в конце XV — начале XVI в. охватили всю страну. «Заволжские старцы» (монахи, жившие в глухих лесных скитах за Волгой; самым известным и почитаемым среди них был Нил Сорский) считали, что Церковь вообще не должна владеть имуществом. Многие князья и крупные бояре с этим соглашались: они были не прочь поживиться за счет монастырей и наделить землей своих слуг, не трогая собственной отчины.

Сторонников «заволжских старцев» называли нестяжателями. Вождем их стал родовитый старец Вассиан (в миру князь Патрикеев). Он утверждал, что монахи отступили от христианских принципов «ради имений и славы» и раболепно угождают богатым, чтобы «получить от них или село, или деревню, или серебро», а «убогую братию» всячески оскорбляют. Долг монаха, «мертвеца непогребенного», «жить в тишине и безмолвии, питаясь трудом своих рук». Вассиан призывал великого князя отнять села «у монастырей и у мирских церквей».

Нестяжателей поддержали многие мыслители, в том числе Максим Грек, но в целом они встретили резкий отпор Церкви. Ведь она жила вовсе не в отрыве от мира, а была важной частью государственного порядка. На ней действительно лежали многие заботы, которые сейчас несет государство: образование, развитие духовной культуры, благотворительность (забота о бедных, старых и немощных; содержание больниц).