Москитолэнд - [7]

Со снами мне не везет, и я всегда считала, что дремота скорее утомляет, чем восстанавливает силы, и эта не стала исключением. Мне снился научный проект в пятом классе. Нам дали карту мира, велели вырезать все континенты и сложить их вместе в существовавший миллионы лет назад суперконтинент известный как Пангея. В реальности я так и сделала. Но причудливым снам неведомы жизненные рамки, и там вместо континентов я вырезала крошечный штат Миссисипи. И не успела опомниться, как бумага превратилась в настоящую землю, а я уже смотрела на штат с высоты птичьего полета: на его вытянутую, похожую на коробку форму с острыми углами, на выступающую челюсть и на короткую шею, что окунается прямо в Мексиканский залив. Внезапно Миссисипи на моих глазах раскрошился и пошел ко дну, а его место заняла громадная армия москитов. Миллионы миллионов, бессмысленно жужжащих, переваривающих горячую кровь, зависших в воздухе над соленой водой. На мгновение они даже приняли форму штата, так что казалось, будто Миссисипи все еще там, только теперь жужжит и трепыхается.

А потом армия в едином порыве повернулась ко мне.

И я проснулась.

Вытирая пот со лба, пытаюсь поймать потерянное во сне дыхание. Раскатистые литавры автобусного двигателя, духовая секция бормочущих пассажиров и выхлопы как случайные римшоты, как ни странно, помогают. Это симфония транспорта, утешающая и уверяющая, что я все ближе к маме и все дальше от Москитолэнда.

Я тру мокрое пятно на плече (спасибо Арлин за сонные слюни) и расстегиваю рюкзак. Оказавшись под прицелом кровососущих демонов, волей-неволей захочешь дважды проверить свои ресурсы. Я снимаю крышку с кофейной банки и пересчитываю деньги. Семь сотен двадцатками. Билет на автобус стоил сто восемьдесят, так что…

Сердце екает.

«А это. Что. Такое?»

С самого дна я достаю бумагу, свернутую в тонкую трубочку и затянутую резинкой. Надгортанник трепещет от неистового возбуждения. Какие секреты Кэти хранит в своей любимой кофейной банке?

Арлин хрюкает, открывает один глаз, скребет персиковый пушок на подбородке и вновь опускает голову мне на плечо. Я осторожно ее отталкиваю, она на мгновение замирает на спинке собственного сиденья и тут же плюхается обратно.

Проклятие. Настойчивая бабулька.

Я убираю наличные и банку в рюкзак, сую бумажную трубку в карман и, придерживая голову Арлин одной рукой, оборачиваюсь к приятной паре позади нас:

– Привет, ребятки. – Почему-то британцев люди слушают куда охотнее – знаю не понаслышке, на примере неизменно крутого маминого акцента. – Мне очень нужно попасть в клозет. Не возражаете, если я перелезу через ваши места? А то тут спит милейшая пожилая леди, и мимо протиснуться весьма проблематично.

Только «весьма» в моем исполнении звучит как «асьма».

Их рты изгибаются в улыбках, и я мысленно лишаю их статуса «приятная пара» – как минимум из-за похабного отношения к собственным зубам. Этим двоим не помешал бы визит, а то и все семь, к ортодонту. И не успевает парень заговорить, как в мозгу что-то щелкает.

– Ты откуда, подруга? – спрашивает Его Уродливое Зубейшество.

С матерью-англичанкой учишься легко распознавать фальшивый акцент в кино и телепередачах, и это одна из причин, почему я так хорошо притворяюсь. И по той же причине я сразу понимаю, что парень наверняка настоящий британец.

– Оксбридж, – говорю.

Да чтоб тебя, Мим! Лондон, Кембридж, Оксфорд, Ливерпуль, Дувр… а в Лондоне я даже бывала. Вообще-то, дважды – на семейных сборищах. Но нет. Оксбридж. Окс-гребаный-бридж.

Ее Уродливое Зубейшество улыбается Его Уродливому Зубейшеству:

– Дорогой, разве у тебя нет друга в Оксбридже?

Он уже едва сдерживает смех:

– О да, дорогая, Найджел там жил, но переехал в Бамликтон, помнишь?

– В Бамликтон или все же в Лонкамдонфордбриджетон?

К несчастью для меня, они тоже способны распознать настоящий британский акцент. Заливаясь хохотом, они поднимают свои монархические задницы с сидений, и я лезу через них в проход. Учитывая верхний отсек, тут тесновато, но все получается. Я шагаю в хвост автобуса (под все еще звенящий в ушах смех британцев) и, проскользнув в уборную размером со шкаф, сдвигаю щеколду на «ЗАНЯТО». Зеркало над раковиной такое крошечное, что едва вмещает мое лицо, и мгновение я размышляю, не пора ли нанести боевую раскраску. Ведь прошло достаточно времени, правда? Ну ладно, хорошо, я красилась только прошлым вечером, но с учетом «последних новостей» кто станет меня винить? Я сую руку в карман, поворачиваю тюбик с маленьким серебряным кольцом посередке и…

«Терпение, Мэри».

С глубоким вдохом пихаю губную помаду глубже в карман и, вытащив секретные бумажонки Кэти, сажусь на пластиковую крышку унитаза. Стягиваю резинку, разворачиваю трубку и читаю. Первый листок – отвратительная любовная переписка между Кэти и папой. Я бы почку отдала, чтобы это развидеть. Привстав, поднимаю сиденье и бросаю гадость в унитаз. Следующие шесть страниц – тоже письма, но совсем не похожие на первое и написанные очень знакомым почерком.

Кэти.

Ответ на твое последнее письмо – нет.

Кроме того, пожалуйста, не делай вид, будто я не справляюсь. Как дела у Мэри в новой школе?