Моряки - [3]

Здесь нельзя не вспомнить и саму Антонину Лаврентьевну М. Это была, несомненно, замечательная в своем роде женщина: высокого роста, очень полная, с красивыми, чисто русскими чертами лица, энергичная и властная, она ярко напоминала легендарный тип русской помещицы-барыни, которая умела управлять своими крестьянами, и все перед ней трепетали. Каких только сорванцов и лентяев не было у нее в пансионе, а она умела не только заставить себя слушаться, но и прилежно учиться. Целыми днями М. наблюдала за занятиями. Она преподавала русский язык и часто доводила до отчаяния своих учеников, заставляя их по четыре-пять раз переписывать диктовки, в которых было много ошибок. Когда увещания и слабые наказания не действовали, она, не задумываясь, прибегала и к физическому воздействию, которое выражалось тем, что она неожиданно подходила к провинившемуся и пребольно драла его за уши, в присутствии всего пансиона. Мы, конечно, ее за эти качества очень боялись и... уважали. Полагаю, что многие из нас только благодаря ей вышли в люди и сделались полезными офицерами.

Хотя М. круглый год держала пансион, но особенно усиленные занятия происходили летом. Большинство отдавали детей только на это время, чтобы "натаскать" к экзаменам, да и долго держать в пансионе многим было не по средствам. Летний курс длился три месяца, и за это время мы не имели, кроме воскресений, да и то для тех, кто хорошо учился, свободных более двух-трех часов в день. В эти часы нас обычно посылали гулять или купаться.

Этот период был очень тяжелым испытанием, но мы всегда вспоминали и вспоминаем Антонину Лаврентьевну с глубоким уважением и благодарностью за ее выдающуюся добросовестность во взятом на себя деле.

Уже довольно многие провалились на экзаменах, но я пока удачно миновал “подводные камни” и продолжал успешно “выгребать”. Мне было труднее, чем многим товарищам, так как я окончил только второй класс гимназии, а для поступления в 4- ю роту требовалось знание программы трех классов, а по некоторым предметам и четырех, так что в пансионе пришлось за три месяца пройти полный курс 3-го класса. Да и по летам я был самым молодым, и мне только в декабре исполнялось 13 лет. Но желание поступить в Корпус помогало преодолеть все трудности, а подчас и лень, и усталость.

Вот наконец и последний экзамен сдан и объявлены отметки за письменные работы. Я все благополучно выдержал. Мое ликование трудно сейчас описать. То-то героем теперь можно будет вернуться домой и поважничать перед братом и сестрами. Шутка ли: кадет Морского Кадетского Корпуса, 4-ой роты! Наверное, вновь назначаемые министры не чувствуют такой важности, как чувствовал ее в то время я. Вот только несколько огорчало, что еще приходится ходить без формы. Но форма скоро будет!

ГЛАВА ВТОРАЯ

Десять дней, оставшихся до начала занятий в Корпусе, пролетели как сон. Настал день явки в Корпус— 1-ое сентября 1898 г. В последний момент стало немного жутковато: ведь как ни как нам придется подчиняться военной дисциплине, иметь дело со столькими мальчиками, жить целую неделю вне дома и все время находиться под надзором офицеров.

Корпус встретил новых питомцев очень приветливо. Ротный командир подполковник Д. был добрый, спокойный и снисходительный начальник. Другие офицеры тоже оказались не слишком страшными, и вся наша шумная молодая компания почувствовала себя свободно и сразу перестала стесняться. Даже начали острить по поводу немного кривых ног одного дежурного офицера лейтенанта П. и прозвали его "циркулем". Прозвище это так за ним и утвердилось.

Нас долго выстраивали во фронт по ранжиру и распределяли номера коек, шкафов, конторок и т д. Как только все это кончилось, начались шум, беготня, а кое-где и драки.

Для классных занятий нас’разделили на пять отделений, так как принято было около 125 человек. Такой прием в 4-ю роту был произведен оттого, что Морское ведомство приступило к постройке большого числа новых кораблей и нужда в офицерах предвиделась большая.

Номера давались нам по росту, т е. самый высокий — правофланговый — имел номер первый и так далее. Рост связывал нас как во фронте, так и в столовой. Только в учебном отношении распределение по отделениям было сделано по успешности выдержанных экзаменов, так что самое последнее отделение состояло из наиболее слабых по познаниям.

Затем много времени пошло на переодевание новичков с ног до головы, на пригонку шинелей, брюк, голланок, фуражек и т. д. Но, как шинели, так и голланки оказались без погон, а фуражки без кокард и ленточек, так что мы несколько напоминали арестантов. В таком виде предстояло ходить до корпусного праздника, который был 6 ноября. До этого дня нас усердно учили отданию чести — проходя и становясь во фронт. Все старались делать отчетливо, чтобы на испытаниях не провалиться и не остаться еще на некоторое время без погон. Для нашего обучения были приглашены унтер-офицеры лейб-гвардии Финляндского полка, которые усердно обучали нас военной выправке.

Вначале меня многое поражало в Корпусе, и я проникался к нему все большим уважением. Само здание было большим и величественным, с длинными коридорами, огромной столовой и светлыми обширными ротными помещениями. Чудные картины морских сражений в картинной галлерее, роскошный аванзал, музей с массой интересных вещей, бриг "Меркурий" в столовой и зеркальное окно, выложенное мрамором, с датами посещения Корпуса Императором Николаем Павловичем, когда он сидел на этом окне и разговаривал с кадетами, — все казалось таким интересным и красивым. Образцовая чистота и порядок, хорошая пища и одежда.