Мортен, Охвен, Аунуксесса - [11]

Старик поднялся, все также держа Пламя, указующее в небеса. Потом встал в боевую стойку, слегка согнув и напружинив ноги и чуть заслонившись левой рукой, будто держа щит или дагу. Сделал несколько быстрых рубящих движений, отступил назад, прикрываясь. Меч с легким шипением разрезал воздух. При движении он уподоблялся синеватому отблеску пламени. Зрелище меня завораживало, к тому же исполнение Охвеном всех ратных ударов было идеальным. Он был мастером. И неспроста этот чудесный клинок был в его владении.

— Примерно, таким вот образом, — сказал он, убирая меч в ножны и присаживаясь на место.

— Круто, — сказал я. — Кто тебе такой меч выковал?

Старик слегка усмехнулся и задумчиво покивал головой:

— Достался мне он, как подарок. Скорее, даже, как плата вот за это увечье, — он похлопал себя по покалеченной ноге. — Мастер, сработавший этот клинок мне неизвестен. Каким образом сделали его таким прочным и, вместе с этим, гибким — мне неизвестно. Да я думаю, что никто не знает. Такие секреты передаются из уст в уста от мастера к наиболее талантливому ученику. Рассказывали, что клинок этот очень древний, что сделали его из небесного металла, и ржа его не берет. Честно говоря, я это специально не проверял, всегда ухаживал за оружием. Будто бы закаливали его на крови. Да не животной или там человеческой.

— А на чьей же тогда? Рыбьей, что ли? — удивился я.

— Есть многое, друг Мортен, на этом свете, что не поддается никакому закону нашему и восприятию. Потому как, не нашего это света.

— А какого же?

— Другого. Не пытай меня — сам не знаю. Есть же боги, у которых свои законы, нам не подвластные. Стало быть, есть и твари из вечного мрака, которые пытаются противопоставить себя богам. Они тоже сильны нечеловеческой силой. Вот мне и сказали, что когда меч этот создавали, то закаливали в крови существа не этого мира. Точнее, в крови оборотня.

Охвен замолчал, заворачивая ножны с Пламенем в большой лоскут кожи. Потом, бережно перетянув тесемками, убрал в свой заплечный мешок, с которым, судя по его потертости, он старался не расставаться во время своих былых путешествий.

Жутко мне стало от последних слов моего друга. Повеяло каким-то замогильным страхом. Люди, животные, рыбы, деревья, растения — мне понятны. Они рождаются, живут, могут болеть, потом умирают. Каждый в свой, отведенный ему богами срок. Так было всегда — и это закон. Но кто такие оборотни, вампиры, тролли всякие — мне было непонятно. А то, что не можешь познать — всегда настораживает. И пугает.

— Вот они его и чувствуют, стоит только обнажить, — сказал Охвен, вернувшись обратно.

Меня даже передернуло, озноб пробежал по позвоночнику холодными ногами.

— Что ты хочешь сказать? Тот вой, что раздался, вдруг, издалека и всполошил все наше стадо, он — оборотня?

— Меня предупреждали об этом, когда давали меч. Но никогда раньше я таких криков не слыхал. Может быть, потому что не было никого из этого племени вблизи, чтоб могли почуять Пламя? А, может быть, потому что раньше я обнажал меч только перед битвой. А там, знаешь, на всякого рода крики и вопли не отвлекаешься. Сам, порой, так кричишь, что потом тошно становится.

— Охвен, ты хочешь сказать, что где-то поблизости бродит живой оборотень? — спросил я, все больше начиная тревожиться.

— Ну, во-первых, оборотни вряд ли бывают живые. Они могут в нашем мире существовать, но вот жить — вряд ли. Он же мертвые по своей сути, — усмехнулся старик.

— Действительно. Но от этого едва ли становится спокойней. Сколько ни говори слово «еда», а кушать от этого меньше не хочется. А что — во-вторых?

— Во-вторых, мы же не можем знать, как близко должна быть подобная нежить, чтобы учуять это оружие. Может быть, он сейчас и вовсе на другом краю земли. Ну, а в-третьих, все это может быть не более чем случайное совпадение. Достал я клинок из ножен — а в это же время далеко в горах взревела тревожно росомаха или дикая кошка. У них голоса тоже не слишком приятны для нежного человеческого слуха.

Последний довод понравился мне больше всего. Какие там оборотни, какие нежити! Никто их и не видел давным-давно, может, и нет их вовсе! Слишком много потрясений за последний день: погибший неведомый воин, неприятности с Бэсаном, существующий недалеко от нас оборотень. Интересно, конечно, но как же приятно жить спокойно, без потрясений!

— Пойду я, Мортен, подремлю часок, — сказал Охвен, поднимаясь. — Вроде бы успокоился потихоньку.

— Ладно, — согласился я. — Могу я тебя попросить об одном деле?

— Научить мечом пользоваться? — улыбнулся старый викинг. — Так уж и быть, посмотрим, на что ты окажешься способным. Хотя учитель из меня, наверно, никудышный — не занимался я этим делом никогда.

— Я буду очень стараться, — покраснев до кончиков ушей, пробормотал я. Мне стало неловко, оттого, что все мои желания написаны у меня на лице, как оказалось.

Охвен ушел, а я принялся готовить обед, намазавшись для профилактики еще раз снадобьем Олли. В мечтах я был уже искусным воином, сумевшим выучиться за короткое время всем премудростям ратного поединка. Я даже представлял врагов, которым я даю отпор. Все они имели лица и повадки моего злейшего недруга Бэсана. Когда, в сотый раз поклявшись про себя, что стану достойным уважения мечником, я накрывал на стол, давясь и захлебываясь слюной, появился Охвен. Исходил слюной, конечно, я. Охвен желудком пробормотал мне нечто неразборчивое, но по интонации я догадался, что он предпочитает добрую трапезу дневному сну.