Мортал комбат и другие 90-е - [19]
– Не ходи, коза моя, не стучи копытами. Не хватайте меня, девки, ручками немытыми! У-ух!
Наши елки прислонялись к палатке с джинсами.
Рядом с выходом, в том месте, где еще не начинался рынок, но уже закончилась барахолка, стояла огромная женщина. На перевернутой коробке перед ней лежали то ли чехлы для мебели, то ли рулоны материи – с ходу не понять. В первом же перерыве между нашими жизнерадостными зазывами и частушками она, совсем не напрягаясь, изрекла громоподобным голосом:
– Женское белье большого размера.
Примерить белье можно было тут же, у сеточной ограды рынка. Для этого великанша доставала из-под коробки покрывало и им загораживала покупательницу. Впрочем, никакого покрывала не хватало, чтобы прикрыть оголяющуюся покупательницу, размером не меньше продавца. Но это никого не смущало.
К четырем у нас осталось несколько куцых елок, которые никто не брал даже со скидкой. Глядя на то, как закрывают ворота рынка, мы согласились друг с другом, что работа у нас, пожалуй, ничего.
Вторая половина следующего дня проходила так же весело. Ассортимент елок обновили. Мы получили и разделили процент с продаж. Так как начались школьные каникулы, людей на рынке стало еще больше, подтянулись жители ближайших деревень со своими чадами. К армии торговцев у входа добавились колхозники с домашней птицей. Ее охотно разбирали к новогоднему столу.
В какой-то момент Игорь, пользуясь затишьем, ушел в туалет, а я наливала себе чаю из термоса.
– Елку, елку спер! – закричал мужичок с гармошкой.
Я повернулась и увидела, как из ворот рынка, взвалив деревце на плечо, выбегает долговязый человек.
– Беги, я посмотрю, – высунулась из своей палатки продавщица джинсов.
Я бросила на снег кружку и термос и ринулась в погоню.
Долговязый уже отбежал на порядочное расстояние, и я поняла, что силы неравны: несмотря на елку на плече, долговязый бежал, расставляя ноги как гигантский циркуль, я в трех штанах развивала скорость колобка. Пришлось вернуться ни с чем. У елок ждал Игорь. Я только развела руками.
Мы боялись, что стоимость елки вычтут из нашей зарплаты, но Саша на следующий день только рассмеялся:
– Долговязый, говоришь? Бывает.
До Нового года оставалось три дня. В праздничной суматохе рынка мы позабыли вчерашнее происшествие. Елки расходились быстро. Покупатели благодарили нас и угощали конфетами за то, что «помогаем родителям». Мы запивали конфеты чаем.
И вот опять Игорь отходит от елок. И опять я остаюсь одна. И опять мужичок с гармошкой кричит:
– Елку, елку спер!
Уже как-то привычно кивает мне женщина из джинсовой палатки. Великанша с бюстгальтерами сочувственно смотрит на меня, но ничего не может сделать – она, расставив руки, старательно прикрывает одеялком с оленями очередную покупательницу.
В спину мне звучит развеселое:
– Мы сидели с милкой рядом, толковали горячо. Она выбила мне зубы, я ей вывихнул плечо!
И взрыв смеха за спиной.
Сочувственно размышляя о влюбленных, покалечивших друг друга ни за что ни про что, я нагоняла своего врага. Он бежал к автобусной остановке на Горького, складывались-раскладывались ноги-циркули. Но, как назло, подошел автобус. Вор с елкой ловко запрыгнул в него и был таков.
Второй раз Саша уже не смеялся.
– Тот же самый? И вы его не узнали?
Пришлось признать, что сначала даже не заметили.
– Спишем как брак, но вы смотрите внимательнее.
Два следующих дня елочный вор не появлялся. Настало тридцать первое декабря.
Рынок сегодня работал только до трех. Покупатели сметали все, что видели. Поредели пестрые ряды палаток с одеждой. Подвыпившие продавцы ходили в гости в соседние палатки. Ближе к закрытию на покупателей уже никто не обращал внимания.
Многие из челноков, как мы называли владельцев палаток, рано или поздно спивались. Они без выходных ездили за товаром – кто в Алмату, кто в Омск, кто в Китай, своими руками таскали с места на место по нескольку тридцатикилограммовых сумок. Это был адский труд на морозе, жаре и в поездах. Но сегодня был праздник. Все веселились и предвкушали раннее возвращение домой, шампанское, жареную курочку и оливье.
И тут появился наш тощий елочный вор. На ровном месте, в сутолоке: играла гармошка, шуршали туда-сюда посетители, зазывала «на бюстгальтеры» огромная женщина.
– За сто двадцать отдадите? – в десятый раз спрашивала назойливая тетка, потрясая перед нами маленькой елочкой.
Мы стояли и смотрели друг на друга. Был он в самом деле долговязым, с худым лицом, вдоль которого висели шапкины уши. Если бы не рост, на улице внимания не обратишь. Он не мигая смотрел мне в глаза и протягивал руку за елкой. Медленно обхватил ствол и потянул елку к себе. Все еще загипнотизированная его наглостью, я не шевелилась.
Долговязый тем временем ловко (сказался опыт!) закинул елку на плечо, развернулся и бросился бежать.
– Елку, елку спер! – заорала я и бросилась следом.
– Ленин, Ленин, открой глазки: нет ни хлеба, ни колбаски. Нет ни мяса, ни винца, хрена нет для холодца!
На этот раз у долговязого была фора поменьше. Великанша с бюстгальтерами сразу поняла, что к чему. Она сняла с ноги валенок и, размахнувшись, бросила его вслед елочному вору. Валенок описал в воздухе кривую и ударил вора по спине. Но это, кажется, только добавило ему скорости. Он складывался-раскладывался к остановке. За спиной я услышала Игоря – он бросил елки и собирался взять реванш. Со стороны Васильковки показался автобус. Желтый пазик подошел к остановке одновременно с долговязым. Тот успел вскочить на лестницу, однако я вцепилась в елку и тянула на себя. Подоспевший Игорь схватил и тянул к себе ветку. Все происходило в молчании, мы втроем только пыхтели.
«Они её нашли». Всего три слова в шипящей телефонной трубке заставляют Александру бросить привычную жизнь и любимую семью и сорваться в затерянный в сопках городок своего детства. Ей предстоит вновь погрузиться в собственный ад, пройти сквозь огонь и удушливый дым воспоминаний, балансируя на тонкой грани между реальностью и безумием, чтобы наконец раскрыть страшную тайну девятнадцатилетней давности. Но что, если тайна окажется гораздо ужаснее, чем она могла представить? Отзывы критиков: – Евгения Овчинникова умеет создавать тексты повышенной тревожности, и пугает она читателя не подробным живописанием страшного и не скримерами из-за угла.
«Zero enigmatico» – кричала афиша. «Zero misterioso» – вторила другая. «Spettacolo unico!» – третья, четвёртая, пятая… Шоу иллюзиониста Зеро гремят по всей Италии! Один такой вечер «уникальной, загадочной, таинственной» магии сделал каникулы 15-летних Нины, Вани и Насти незабываемыми. В самом пугающем смысле этого слова. Целый год Нина провела на Сицилии, вдали от родного Петербурга – её семье пришлось перебраться сюда, скрываясь от преследования. Переезд изменил Нину: она больше не видит в прохожих динозавров (теперь есть монстры с щупальцами!), общается с лучшими друзьями лишь по интернету (пока те не приезжают в гости!), а главное – не рисует (только в своём воображении!)
Казалось, что все позади: погони, слежка, испытания. Даже неуверенность в себе осталась в прошлом. Нина теперь — студентка колледжа искусств в Сан-Франциско, преуспевающая художница, гордость не менее успешных родителей. Вот-вот откроется ее персональная выставка под названием «Эволюция»: от совсем детских рисунков, где Нина изображала чудовищ, до последних работ — сильных, уверенных, взрослых. Хорошая жизнь обычных людей. Только вот двое неизвестных в разных частях света — в США и в России — не считают, что история закончена: тех, кто связан с Ниной одной тайной, похищают одного за другим.
«когда прочитаешь удали это сообщение». С маленькой буквы, без знаков препинания. Мама?! Но как это возможно? Мама три года назад исчезла без следа, и ни папа, ни полиция не нашли зацепок… И если это в самом деле она, то почему дает о себе знать только теперь, когда Нина уже приучилась жить с этой пустотой внутри? В каждом петербургском прохожем четырнадцатилетняя Нина видит его персонального монстра, доисторическое чудовище: басилозавра, прогнатодона, архелона. Видит – и рисует человека именно так. Загадочное сообщение побуждает ее начать собственное расследование, чтобы наконец выяснить, что скрывают от нее отец, следователь и бывшие коллеги мамы, и разгадать тайну маминого исчезновения. Евгения Овчинникова начинает трилогию «Иди и возвращайся» с захватывающего детектива.
14 февраля 1918 года по флотам и флотилиям был разослан подписанный Народным комиссаром по морским делам П. Е. Дыбенко приказ, в котором был объявлен ленинский декрет: «Флот, существующий на основании всеобщей воинской повинности царских законов, объявляется распущенным и организуется Социалистический Рабоче-Крестьянский Красный Флот…».
«…Я не просто бельчонок, я хранитель этого леса, и зовут меня Грызунчик. Если кто-то, как ты, начинает вредить лесу и его обитателям, я сразу вызываю дух леса, и лес просыпается и начинает выгонять таких гостей…».
В этой повести писатель возвращается в свою юность, рассказывает о том, как в трудные годы коллективизации белорусской деревни ученик-комсомолец принимал активное участие в ожесточенной классовой борьбе.
История про детский дом в Азербайджане, где вопреки национальным предрассудкам дружно живут маленькие курды, армяне и русские.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.