Морской ястреб. Фаворит короля - [15]

Вернувшись в столовую, сэр Оливер помог брату одеться, стараясь возможно меньше беспокоить его из опасения сдвинуть повязку и вызвать новое кровотечение, затем, подобрав окровавленные колет, жилет и рубашку, бросил их в камин, где уже догорали остатки разрезанной на куски скатерти.

Через несколько минут Николас, войдя в столовую, увидел обоих братьев спокойно сидящими за столом. Если бы он мог как следует рассмотреть Лайонела, то непременно бы заметил, что, помимо непривычной бледности, покрывавшей его лицо, весь облик молодого человека как-то неуловимо изменился. Но он ничего не заметил: Лайонел сидел спиной к двери, и не успел Николас пройти несколько шагов, как сэр Оливер отослал его, заявив, что им ничего не надо.

Николас удалился, и братья вновь остались одни.

Лайонел едва притронулся к еде. Его мучила жажда, и он выпил бы весь глинтвейн, если бы Оливер из опасения, что у брата разовьётся лихорадка, не остановил его и не заставил пить одну лишь воду. За всё время умеренной трапезы — у обоих братьев не было аппетита — никто из них не проронил ни слова. Наконец сэр Оливер встал из-за стола и медленными, тяжёлыми шагами, выдававшими его состояние, направился к камину. Он подбросил в огонь несколько сухих поленьев, взял с высокой каминной полки свинцовую банку с табаком, задумчиво набил трубку и, вытащив короткими щипцами уголёк из камина, раскурил её. Затем он вернулся к столу и, остановившись около Лайонела, прервал затянувшееся молчание.

— Что послужило причиной вашей ссоры? — угрюмо спросил он.

Лайонел вздрогнул и слегка отпрянул.

— Право, не знаю, — ответил он и уставился на катышек хлеба, который нервно разминал между большим и указательным пальцами.

— Неправда, Лал.

— Что?

— Это неправда. Вам не провести меня. Вы сами сказали, что предупреждали Питера Годолфина не стоять у вас на дороге. Что за дорогу вы имели в виду?

Лайонел поставил локти на стол и сжал голову руками. Ослабевший, измученный нравственно и физически, молодой человек уже другими глазами смотрел на увлечение, повлекшее за собой столь трагические последствия. У него не было сил отказать брату в том единственном, о чём он просил, — в доверии. Напротив, ему казалось, что, доверившись Оливеру, он найдёт в нём покровителя и защитника.

— Во всём виновата эта распутница из Малпаса, — признался Лайонел.

Глаза сэра Оливера сверкнули.

— Я считал, что она совсем другая. Я был глупцом, глупцом! — Юноша разрыдался. — Я думал, она любит меня, и хотел жениться на ней. Клянусь Богом, хотел!

Сэр Оливер тихо выругался.

— Я верил ей. Я думал, она чистая и добрая. Я… — Лайонел остановился. — Впрочем, кто я такой, чтобы даже сейчас обвинять её! Ведь это он, подлая собака Годолфин, развратил её. Пока он не появился, у нас всё шло хорошо. А потом…

— Понятно, — спокойно заметил сэр Оливер. — Полагаю, вам есть за что благодарить Питера, раз именно он открыл вам глаза на эту потаскуху. Мне следовало предупредить вас, мой мальчик. Но… Наверное, я плохо старался.

— Нет, это не так!

— А я говорю — так, и если я говорю, Лайонел, вы должны мне верить. Я бы не стал порочить репутацию женщины, не будь на то причин. И вам следует это знать.

Лайонел поднял глаза на брата.

— Боже мой! — воскликнул он. — Я просто не знаю, чему верить. Меня, как куклу, дёргают то в одну, то в другую сторону.

— Оставьте все сомнения и верьте мне, — сурово сказал сэр Оливер и, улыбнувшись, добавил: — Так вот каким развлечениям втайне предавался добродетельный мастер Годолфин! М-да… О, людское лицемерие! Поистине бездонны твои глубины!

И сэр Оливер от души рассмеялся, вспомнив всё, что мастер Годолфин, строя из себя истового анахорета, говорил про Ралфа Тресиллиана. Вдруг его смех оборвался.

— А она не догадается? — мрачно спросил он. — Я говорю о шлюхе из Малпаса. Она не догадается, что это ваших рук дело?

— Догадается?.. Она? — переспросил молодой человек. — Сегодня, чтобы поиздеваться надо мной, она стала вспоминать Годолфина, и тогда я пообещал ей немедленно разыскать этого мерзавца и свести с ним счёты. Я скакал в Годолфин-Корт, когда настиг его в парке.

— В таком случае, сказав, что он первым напал на вас, вы ещё раз солгали мне.

— Он и напал первым, — поспешно возразил Лайонел, — я и опомниться не успел, как он уже соскочил с коня и набросился на меня с бешенством дворовой собаки. Он так же был готов к схватке и стремился к ней, как и я.

— Тем не менее эта особа из Малпаса знает достаточно, и если она расскажет…

— Нет! — воскликнул Лайонел. — Она не посмеет, ради своей репутации не посмеет.

— Пожалуй, вы правы, — согласился сэр Оливер. — Она действительно не посмеет; на то, если подумать, есть ещё одна причина. Все хорошо знают репутацию этой особы и настолько ненавидят её, что если станет известно, что она была поводом вашего поединка, по отношению к ней примут меры, о которых уже давно поговаривают. Вы уверены, что вас никто не видел?

— Никто.

Куря трубку, сэр Оливер ходил взад и вперёд по комнате.

— Тогда, думаю, всё устроится, — наконец сказал он. — Вам надо лечь в кровать. Я отнесу вас в вашу комнату.

Сэр Оливер поднял брата на руки и, как младенца, отнёс наверх. Он подождал, пока Лайонел задремал, затем спустился в столовую, закрыл дверь и придвинул к камину массивный дубовый стул. Так он просидел у огня далеко за полночь, куря трубку и предаваясь невесёлым мыслям.