Морской волк. Бог его отцов - [4]

— Хватит, Ионсон, — произнес один из двоих. — Разве вы не видите, что совсем содрали с молодчика кожу?

Тот, кого назвали Ионсоном, человек тяжелого скандинавского типа, перестал растирать меня и неуклюже поднялся на ноги. У говорившего с ним — судя по выговору, лондонского кокни — были мелкие, почти женственные черты лица. Грязноватый полотняный колпак на его голове и не менее грязный передник на тощих бедрах изобличали в нем кока несомненно грязного судового камбуза, в которой я оказался.

— Ну, как вы себя чувствуете, сэр? — спросил он с угодливой улыбкой, достающейся лишь в наследство от целых поколений получавших на чай предков.

Вместо ответа я с усилием привел себя в сидячее положение и затем, при помощи Ионсона, встал на ноги. Лязг и дребезжание сковороды ужасно действовало мне на нервы. Я не мог собраться с мыслями. Ухватившись за стенку, грязь которой заставила меня стиснуть зубы от отвращения, я потянулся через горячую плиту к надоедливой посудине, снял ее с гвоздя и положил в ящик с углем.

Кок ухмыльнулся при таком проявлении моей нервности. Он сунул мне в руку дымящуюся кружку с какой-то бурдой и сказал:

— Выпейте, вам полезно!

Это был отвратительный отвар, напоминавший кофе, но он согрел и оживил меня. Прихлебывая этот напиток, я рассматривал свою разодранную и окровавленную грудь и потом перевел взгляд на скандинава.

— Благодарю вас, мистер Ионсон, — сказал я. — Но не думаете ли вы, что предприняли слишком героические меры?

Скорее по моим жестам, чем по моим словам, он понял упрек и показал мне свою ладонь. Это была необыкновенно мозолистая рука. Я провел пальцами по ее роговым выступам, и мои зубы снова сжались от ужасного ощущения шероховатости.

— Меня зовут Джонсон, а не Ионсон, — сказал он, хоть и медленно, на очень хорошем английском языке с почти незаметным акцентом.

В его бледно-голубых глазах светился кроткий протест и в то же время робкая откровенность и мужественность, сразу расположившие меня к нему.

— Благодарю вас, мистер Джонсон, — поправился я и протянул ему руку.

Он медлил и в неуклюжем смущении переминался с ноги на ногу. Но потом решительно схватил мою руку и сердечно пожал ее.

— Нет ли у вас какого-нибудь сухого платья для меня? — спросил я кока.

— Есть, сэр, — радостно и весело отозвался тот. — Я сбегаю вниз и поищу, если вы, сэр, не побрезгуете надеть мои вещи.

Он вышел или, вернее, выскользнул из дверей с проворством и увертливостью движений, в которых мне почудилось что-то кошачье. Эта скользкость и увертливость оказались, как я впоследствии убедился, самыми характерными его чертами.

— Где это я? — спросил я Джонсона, в котором не без основания предположил одного из матросов. — Что это за судно и куда оно идет?

— Вы — около Фараллонских Островов, на юго-запад от них, — медленно ответил он, как будто стараясь говорить по-английски как можно лучше и строго следуя порядку моих вопросов. — Это шхуна «Призрак», которая идет бить котиков у берегов Японии.

— А как зовут капитана? Мне необходимо повидаться с ним, как только оденусь.

На лице Джонсона отразилось крайнее смущение. Он долго возился, пока подобрал в своем словаре полный ответ.

— Капитан Вольф Ларсен — так люди называют его. Я никогда не слыхал его настоящего имени. Но советую вам говорить с ним поосторожнее. Он сегодня бешеный. Штурман…

Он не окончил фразы, так как в камбуз нырнул кок.

— Убирайтесь-ка лучше отсюда, Ионсон, — сказал он. — Капитан потребует вас на палубу, а сегодня не такой день, чтобы ссориться с ним.

Джонсон послушно направился к двери, но через плечо кока кивнул мне с необычайной серьезностью и значительностью, будто хотел подчеркнуть свое прерванное замечание и внушить мне необходимость быть осторожным в разговоре с капитаном.

На руке у кока висела кучка жалкой на вид и дурно пахнувшей одежды.

— Я снял эти вещи сырыми, сэр, — объяснил кок. — Но вам придется довольствоваться ими, пока я высушу ваши над огнем.

Цепляясь за переборки и спотыкаясь от качки судна, я с помощью кока облачился в грубую шерстяную фуфайку и невольно поежился от прикосновения грубой ткани. Кок, заметив гримасу на моем лице, приветливо улыбнулся мне.

— Надеюсь, вам не придется привыкать к подобной одежде. У вас такая нежная кожа, словно у какой-нибудь леди. Я сразу же, как только увидел вас, не сомневался, что вы джентльмен.

Я с первого момента невзлюбил этого человека, и пока он помогал мне одеться, моя неприязнь к нему еще более возросла. Его прикосновения внушали мне гадливость. Я старался отодвигаться от его руки и вздрагивал, когда он дотрагивался до меня. Это неприятное чувство и запахи, поднимавшиеся из кипевших и бурливших на плите кастрюль, заставили меня ускорить одевание, чтобы поскорее выбраться на свежий воздух. Ведь мне нужно было поговорить с капитаном о доставке меня на берег.

Дешевая бумажная рубашка, с разодранным воротом и подозрительными пятнами на груди, которые я принял за кровь, была надета на меня среди целого потока извинений и пояснений. На ноги я натянул пару грубых башмаков, затем надел голубой выцветший рабочий костюм, причем одна штанина оказалась дюймов на десять короче другой.