Морской узелок - [2]

Шрифт
Интервал

Нахимову пришлась третья вахта. Вместе с ним на вахту стал к штурвалу с подручными рулевыми Андрей Могучий.

Взявшись за ручки штурвала, Могучий нагнулся к нактоузу*, чтобы взглянуть на курс. Стекло обрызгивала вода. Картушку компаса едва видно. Расставив широко ноги, Андрей решился отнять от штурвала одну руку и хотел рукавом обтереть стекло. В это мгновение с левого борта вкатился вал, сбил Андрея с ног и кинул через правый фальшборт в море. Первым это увидел сигнальщик и крикнул:

- Человек за бортом!

_______________

* Н а к т о у з - шкафчик, где находится компас, по которому

правит рулевой.

Не думая и секунды, Нахимов скомандовал:

- Фок и грот на гитовы! Марса фалы отдать!

Марсовые кинулись подбирать паруса.

- Пропал человек! - воскликнул Лазарев. - Кто?

- Андрей Могучий, - ответил Нахимов. - Михаил Петрович, дозвольте спустить вельбот...

- Вздор-с! Еще семерых ко дну пустить? Где тут!.. Сигнальщик, видишь? - крикнул Лазарев.

- Вижу! - ответил сигнальщик и указал рукой направление, где ему почудилась на волне голова Могучего.

- Спустить вельбот! - самовольно отдал приказание Нахимов и с ужасом взглянул в глаза капитана.

Лазарев движением руки дал согласие.

- Сдаю вахту.

- Кому? - усмехнулся Лазарев.

- Вам!

- Есть! - по-матросски ответил Лазарев.

Когда Нахимов подбежал к вельботу, матросы уже спускали шлюпку.

В вельботе сидело шесть гребцов. Нахимов прыгнул на кормовую банку.

Прошло три минуты. "Крейсер" лег в дрейф.

Вельбот ударился о воду, словно о деревянный пол. Волной откинуло шлюпку от корабля. Мичман стоя командовал гребцам:

- Правая, греби! Левая, табань!

Загребной на вельботе строго крикнул:

- Сядь, ваше благородие! Собьет!

На борту "Крейсера" зажгли фальшфейер, чтобы показать шлюпке, где корабль, а утопающему - направление, откуда идет помощь.

Пронизывающий мглу свет фальшфейера расплылся в большое светлое пятно, и корабля уже не видно за мглой пенного тумана.

Вельбот прыгал по ухабам, то взлетая на гребень, то ныряя в бездну. Нахимов кричал:

- Мо-о-о-гу-у-у!

- Да помолчи, ваше благородие! - прикрикнул на мичмана загребной.

Нахимов умолк.

- О-о-о! - послышался совсем недалеко ответный крик, и тут же Нахимов увидел справа по носу на гребне волны черную голову Могучего.

Могучий, энергично работая руками, подплывал к корме вельбота с левого борта.

Гребцы затабанили. Могучий, тряхнув волосами, хотел схватиться за борт левой рукой - и оборвался. Нахимов лег грудью на борт и хотел подхватить Могучего под мышки.

- За волосы, его, подлеца, бери! А то он и тебя, ваше благородие, утопит, - посоветовал загребной.

Нахимов схватил Могучего за волосы.

- Ой-ой! - завопил утопающий.

- Ха-ха-ха! - загрохотали гребцы, повалясь все на правый борт, чтобы вельбот не черпнул воды. - Дери его за волосы! Не будет другой раз в море прыгать!

В эту минуту и мичман и матросы позабыли о том, что кругом бушует море. Все внимание и силы гребцов сосредоточились на том, чтобы держать вельбот вразрез волны.

Никто из гребцов не мог бросить весло и помочь Нахимову. Задыхаясь, мичман тянул Могучего в шлюпку. Наконец Андрей ухватился за борт обеими руками. Охватив матроса по поясу, Нахимов перевалил его, словно большую рыбу, в шлюпку. Могучий сел на дно вельбота и, протирая глаза, плаксивым голосом воскликнул:

- Братишки! Неужто ни у кого рому нет?

Из рук в руки перешла к Могучему бутылка.

Надвигалась ночь. Шторм еще бушевал, море еще грохотало, а по виду волн уже можно было догадаться, что неистовый ветер истощает последние усилия: поверхность волн стала гладкой, маслянистой.

- Хороший будет ветер! В самый раз! - одобрил шторм Могучий. - Михаил Петрович останется доволен: узлов по десяти пойдет "Крейсер" до самого мыса Горн...

- А мы-то? - с недоумением и тоской выкрикнул один из гребцов, молодой матрос на задней банке.

- Мы-то! Раз мыто, бабы белье вальком колотят. Ты, поди, первый в шлюпку прыгнул - пеняй на себя. Тебя звали? Ты на этой шлюпке гребец?

- Никак нет!

- Зачем залез? Кто тебя просил? - ворчал Могучий, оглядывая туманную даль взбаламученного моря.

Волны завертели вельбот. В громовые раскаты рыданий ветра вплелись неясные раздельные звуки. Они ритмично повторялись, поэтому их не могла заглушить беспорядочная стихия: так в дремучем лесу и сквозь стон бури четко слышны мерные удары дровосека.

Гребцы все разом закричали истошными голосами.

- Молчите! Дайте послушать! - прикрикнул на гребцов Могучий.

- Палит! "Крейсер" палит! - возбужденно выкрикивал Нахимов, обняв Могучего.

Матросы молча принялись грести. Могучий взялся за руль.

- Чуешь, ваше благородие, - глубоко вздохнув, заметил Могучий, порохом пахнет. "Крейсер"-то на ветру...

Нахимов потянул влажный воздух и в свежести его почуял сладковатый запах серы.

Вельбот повернул против ветра. Выстрелы сделались явственными. Скоро увидели и вспышки выстрелов. "Крейсер" сближался с вельботом.

Гребцы, не оглядываясь назад, работали веслами. Пушечные удары заглушали грохот бури. Нахимов между двумя слепящими вспышками увидел черную громаду корабля совсем близко.

И будто совсем рядом, хотя и чуть слышно, раздался голос Лазарева:


Еще от автора Сергей Тимофеевич Григорьев
Детство Суворова

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Александр Суворов

Книга о великом русском полководце Александре Суворове.


Живая вода

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


С мешком за смертью

1918 год. В Советской России – голод и разруха. Рабочие Мурманской железной дороги отправляют на далекий юго-восток, в Самарские степи, экспедицию за хлебом. «Комиссар» экспедиции, токарь Граев, берет с собой сына-подростка Марка. На одном из полустанков к «хлебному поезду» прибивается отставшая от своего эшелона девочка-дворянка Аня Гай. Множество опасных приключений ждут «мурманцев» на двухтысячеверстном пути…*В FB2-файле полностью сохранена орфография бумажного издания 1925 года*.


Гибель Британии [журнальный вариант]

Рассказы Сергея Григорьева «Московские факиры», «Новая страна» и «Гибель Британии» были напечатаны в начале 1926 года в журнале «Всемирный следопыт». В том же году в издательстве «ЗиФ» тексты этих рассказов объединили в повесть, которую издали отдельной книгой под названием «Гибель Британии»....Конец XX века. Капиталистический мир задыхается в тисках жесточайшего экономического кризиса. Британия стоит на грани социальной революции. Американский репортер Бэрд Ли и британец Лонг Ро отправляются в Москву, чтобы своими глазами увидеть чудеса коммунистической Новой Страны..


Берко кантонист

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.