Морской герой - [53]
— Спустить флаг!
Приказание выполняется, только одна из пушек «Козерога» продолжает стрелять, потому что полуживые пушкари не видели падения родного флага. Тут слева от «Белого Орла» появляется «Борзый», который до сих пор менее других судов отряда проявил себя в бою. Теперь же и он открывает огонь.
И «Козерогу» приходит конец. Форштевень горит, такелаж горит, на борту гордого судна Стрёмшерны царит полная сумятица. Пора норвежцам брать его на абордаж.
Они должны изгнать противника, добить раненых, погасить зажженный ядрами пожар, отбуксировать корабль от берега, чтобы не опасаться вражеской контратаки, а затем вывести его в море.
Надо полагать, шведы подожгли фитили в крюйт-камере «Козерога», прежде чем прыгать за борт и бежать на берег. Корабль окутан дымом. Он сочится из иллюминаторов и люков, валит клубами из кают, застилает палубу такой густой пеленой, что не видать друг друга, не отличить чужого от своего. Но голос командора преследует матросов и солдат; бог ведает, откуда он доносится — может быть, Гроза Каттегата рядом с ними на палубе, а может быть, предусмотрительно остался в шлюпке в кабельтове от «Козерога». Голос гонит людей вперед, закрепить победу.
Фабель участвует в абордаже, памятуя, что ему недостает последнего, и наиболее важного звена в прекрасном победном венце из трех трупов, коего ждет от него командор. Ему приходит в голову, что кто-нибудь из шведов мог спрятаться в крюйт-камере и ведь там же могут быть фитили и смола; туда, скорее туда! Он бежит вниз по трапу.
Отыскивает крюйт-камеру, она вся в дыму, что-то горит, он попадает в горячую смолу, кричит и обнаруживает за спиной у себя пороховую бочку. А перед бочкой стоит человек.
Фабель пытается рассмотреть лицо, искаженное дымом и копотью, видит в руке врага пистолет и приседает, так что пуля летит выше цели. Они катятся кубарем по палубе, не видя друг друга, попадают в смоляную лужу. Встают, перемазанные, с залепленными смолой глазами, одержимые бешенством. Зачем тот оказался здесь? Чтобы погасить фитиль, как он потом уверял, погасить фитиль и спасти корабль для тех, против кого сражался? Если у него и впрямь была такая мысль, то теперь, с едкой смолой в глазах, он мыслит совсем о другом. Хватает неприятеля за горло и душит его.
Всхрапнув, Фабель упирается коленом в грудь шведского вояки — там внутри что-то хрустит, противник захлебывается криком и откусывает кончик собственного языка. Фабель хватает лежащее рядом кожаное ведро, ударяет врага по черепу, напяливает ведро ему на голову и, держась за ручку, пинает его в пах, так что он падает, корчась, точно червяк.
Но ведро не выдерживает, рвется днище.
Враг поднимается — словно рок восстает из бездны, — лицо его в крови, от густого дыма на обоих нападает кашель, и на мгновение оба не в силах продолжать схватку. Но вот шведский вояка, поднявшись, словно рок, восставший из бездны, наносит удар кулаком, промахивается, резким движением отклоняет голову, однако деревянный башмак противника достает его челюсть, вышибая зубы.
В ответ швед прыжком бросается на Фабеля, хватает его за волосы, одной рукой загибает ему голову назад, другой ищет и находит нож. Заносит его над горлом противника, но пальцы скользкие от крови, и первый выпад ножом оставляет только малую царапину. Эта царапина придает новые силы норвежцу. Он толкает шведа на пороховую бочку, так что тот едва не ныряет головой в порох. На миг зависает на краю бочки. У норвежца есть пистолет. Он никак не может его найти. Зато швед снова находит свой нож и кидается на противника.
Идет рукопашная схватка — сплетаются руки и ноги, бьют кулаки, хрустят выбитые зубы, целые кусают. Нащупав зубами гортань противника, швед кусает так, что норвежец корчится от дикой боли, упирается врагу большим пальцем в глаз и нажимает. Оба шлепаются на палубу, оба с трудом поднимаются на ноги.
А дым еще гуще, они совсем не видят друг друга, на палубе над ними кипит схватка, из-за которой им не слышно собственных голосов. Ищут противника каждый за своей бочкой, понимают ошибку и вслепую размахивают руками в дыму. Кашляют и вновь находят друг друга.
Рука шведа сжимает найденный при падении пистолет.
Он стреляет в норвежца. Туда, где должен быть норвежец. И попадает в пороховую бочку.
Еще чуть-чуть… Пуля впилась в дубовую клепку, пробей она ее насквозь — самую малость недоставало, — и вспыхнул бы порох, вспыхнул бы весь «Козерог», взлетел бы вместе с людьми на воздух в пламенном облаке.
Снова двое стоят лицом к лицу.
Внезапно норвежец ударяет противника головой в переносицу. Швед оседает.
Фабель поднимает его за волосы, берет на руки и, шатаясь, выносит наверх.
Поднявшись с пленником на палубу, узнает в нем своего брата, по прозвищу Лузга, каким-то образом очутившегося на шведской службе.
В это мгновение случайная пуля с берега поражает Фабеля в голову, и он падает мертвый.
Тем временем Лузга пришел в себя. Он узнает Фабеля. С горечью в душе поднимает мертвого брата и несет на руках в лодку. Никто не чинит ему помех.
Он гребет к фрегату «Белый Орел», где находится Гроза Каттегата.
Командор говорит:
В очередной том серии «Викинги» вошли 2 первые части трилогии «Конунг» известного норвежского писателя Коре Холта, в которой рассказывается о периоде внутренней распри в Норвегии вXI веке.В центре повествования — конунг-самозванец Сверрир, талантливый военачальник, искусный политик и дальновидный государственный муж, который смог продержаться на троне двадцать пять лет в постоянных войнах с конунгом Магнусом.
В романе по-новому трактуется история знаменитого викингского корабля из погребального кургана в Усеберге.
В сборнике представлено творчество норвежских писателей, принадлежащих к разным поколениям, исповедующих различные взгляды, обладающих разными творческим индивидуальностями: Густав Беннеке «Облеченные властью», Бьерг Берг «Коммивояжер», Эйвин Болстад «Лотерейный билет», Юхан Борген «Вмятина», Финн Бьернсет «Обломки», Тарьей Весос «Мамино дерево», Бьерг Вик «Лив», Одд Вингер «Юнга», Гуннар Буль Гуннерсен «Мы нефть возим» и др. Именно поэтому столь широк диапазон разрабатываемых ими сюжетов, позволяющий судить о том, какие темы, какая совокупность проблем волнует умы норвежцев.
В предыдущем томе нашей серии под названием «Конунг» читатели уже познакомились с одним из самых драматичных в истории Норвегии периодов – эпохой «гражданских» войн и «самозванничества» (XI—XII вв.).В стране было два конунга – Сверрир и Магнус, причем первый имел на престол права весьма сомнительные.Сверрир возглавлял войско биркебейнеров (букв.«березовоногие»), которые получили это прозвище за то, что пообносившись за время скитаний в лесах, завертывали ноги в бересту.Против сторонников Сверрира выступали кукольщики (иди плащевики) и посошники.Кукольщики приверженцев Магнуса называли из-за плаща без рукавов и с капюшоном, которые носили духовные лица, которые, в основном, и противились власти Сверрира.Епископ Николас даже собрал против самозванца войско, получившее прозвание посошники (от епископского посоха).Вообще, надо сказать, что в этой борьбе противники не особенно стеснялись оскорблять друг друга.
В очередной том серии «Викинги» вошли 2 первые части трилогии «Конунг» известного норвежского писателя Коре Холта, в которой рассказывается о периоде внутренней распри в Норвегии вXI веке. В центре повествования — конунг-самозванец Сверрир, талантливый военачальник, искусный политик и дальновидный государственный муж, который смог продержаться на троне двадцать пять лет в постоянных войнах с конунгом Магнусом.
В книгу включены две повести известного современного норвежского писателя. В «Состязании» рассказывается об экспедициях Скотта и Амундсена к Южному полюсу (1910–1912 гг.), в «Странствии» — о попытке Нансена и Юхансена достичь Северного полюса в 1893–1896 гг. Публикуется также очерк Тура Хейердала о Нансене.Для широкого круга читателей.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.